Чем по мимо "прямых обязанностей" была русская печь для русского народа?

Печь являлась важнейшим элементом русского быта, и поэтому она часто фигурирует в фольклоре, в частности, в народных сказках. Положительные персонажи сказок часто любят сидеть или лежать на печи. Илья Муромец провел на ней 33 года своей жизни, Емеля, не желая покидать уютную лежанку, ездил на печи. Такую же любовь к печи обнаруживает и Баба-Яга, что, впрочем, не мешает ей делать попытки изжарить заблудившихся детей. Печка иногда наделяется человеческими чертами, способностью разговаривать: например, в сказке «Гуси-лебеди» девочка в поисках пропавшего брата набредает на печь, стоящую в чистом поле, и спрашивает у неё совета. Печь предлагает ей отведать пирожков, а впоследствии, на обратном пути, прячет девочку от погони.

С печкой связано немало примет и поверий. Кто посидел на печи в доме, тот считался уже не гостем, не чужим, а своим человеком.

О счастливчиках говорили, что они родились в печи.

Если пропадала скотина или кто‑то из домашних не возвращался вовремя домой, их имена выкликали в печную трубу.

Когда к девушке приходили сваты, она залезала на печь, спуститься вниз означало согласиться выйти замуж, перейти к другому очагу. Завершая свадебный обряд, бросали в печь пустой горшок и приговаривали: «Сколько черепков, столько молодых ребят» .
Русская сваха, приходившая сватать невесту, в любое время года протягивала руки к печи: тем самым призывая Огонь в союзники. Новобрачную молодой муж торжественно трижды обводил вокруг очага, прося у Бога-Огня счастливой жизни и много здоровых детей.

Новорожденного мыли со словами: «Расти с брус вышины да с печь толщины» . Слабеньких детей в печи символически «перепекали» : если ребенок не «допекся» в материнской утробе, то надо сделать это в печи.
Самый же распростраенный вариант перерождения - перепекание младенца: его на хлебной лопате сажали в теплую печь, обернув пеленкой, материной рубахой или тестом.

Считалось, что за печью живет домовой – хранитель домашнего очага.

Сажая хлеб в печь, женщина подымала подол: “Подымайся выше! ” - как будто изображая беременность.

Главным воплощением женского начала в доме была, безусловно, печь - в поговорках “мать родная”, непостижимым образом связанная с судьбою и здоровьем рождающихся в доме детей: если хозяйка держит ее (в особенности шесток) неопрятно, то ее дети, по поверью, будут возгрявы (т. е. грязны и сопливы) , а если огонь гаснет в момент рождения ребенка, то он вырастет злодеем и разбойником .

В присутствии печи, как при матери, нельзя ругаться и ссориться, если кто-нибудь позволял себе нецензурное высказывание, его одергивали: “Печь в хате! ”. Затапливали печь с молитвой, и свекровь одергивала невесток, затеявших в этот момент ссору: “Полно вам браниться, аль не видите, что огонь зажигают? ” Нарушение этих табу, по поверьям, могло стать причиной пожара.

По возвращении с похорон заглядывали в подполье, в устье и трубу печи: “Вся печаль в печь! ”

Пронимальная магия использовалась в обрядах от тоски: здесь фигурирует печное устье . Туда сметали сор: “Сор в печь, а тоска с плеч” ; заглядывали; заваривали забытый в печи хлеб и пили вместо чая: “Как хлеб в печи забыла, так и об ем, рабе божьем (имя) думать забыла. ” Затапливая печь, держали в челе, в дыму, нож: “Как на ноже дым не держится, так на рабе божьем не держится тоска.

В случае смерти кого-нибудь в семье, домашние, чтобы не тосковать, заглядывали в печь, сдвигали заслонку и проч. : “Вся печаль в печь! ” Смысл этих действий - отгородиться от умершего, прервать связи с ним, обозначить прекращение коммуникации.

1(14) октября в первый раз топили в жилых горницах печи. По этому случаю в Тамбовской губ. пекли "блинцы", что называлось "запекать углы". Хозяйки приговаривали: "Покров, натопи избу без дров" и верили, что "если на Покров истопить печь яблонью, то в доме всю зиму будет тепло".

Считалось что нельзя затоплять печь с непокрытою головой.