подскажите какое-нибудь стихотворение про раненого солдата

Я увидел раненого солдата

Леонид Соколов

Я увидел раненого солдата
Как будто я командир полка
Наша легендарная 6 рота
О нас уже слагают там легенды

Я знаю что это молодые
Зелёные мальчишки
Обожжённые войной
У которых короткие сришки

Мы защищали высоту 776
Но защитить её не удалось
Мы всю роту потеряли
В кровавом том бою

Кто-то выжил Кто кантужен Камесован той войной Легендарная 6 рота .

Записки раненого солдата

Власов Константин

На кровати, в здании рушимом,
Только сердце бьется не о том,
Где же земляки, мои родные,
Где она, в которою влюблен,

Кровь течет, и не остановить,
Запах раны пропускает слезы,
Прижимаю фотографию к груди,
Не жалею, что напали грозы,

Тучи покрывают грязные следы,
Чтобы не найти потом ответа,
Кто разрушил детские сады,
Сколько мне осталось до рассвета?

Баллада о раненном солдате
Михаил Пегасин
(случай на фронте)

В холодном небе густела мгла —
Предвестьем больших потерь...
Мы ждали боя, а смерть ждала
Намёрзшихся наших тел —

И дождь всё утро шумел водой,
Осеннюю чушь меля…
И мой товарищ, совсем седой,
Учил воевать меня.

«…А если ранят в живот — держись;
Стони, если сможешь, вслух…
А спросят, сколько часов лежишь,
Скажи, что не больше двух».

И я, дотошен и с детства прост,
Чтоб суть уяснить сполна, —
«Да кто же спросит?» — задал вопрос.
Но тут — началась война.

Рвались снаряды, и смерть была
На пули врага щедра.
А наша рота в атаку шла,
И каждый кричал «ура!»

И мы бежали вперёд, когда
Увидел я столб земли,
И, жаркой болью живот обдав,
Осколки в меня вошли.

Я вскрикнул — Смерть, надо мной смеясь,
Мой крик превратила в пар.
И только чавкнула звучно грязь,
Когда я в неё упал…

…Очнулся: в небе — закатный звон,
Я — в поле среди камней.
Хотел подняться — не смог. На стон
Подполз санитар ко мне,

Спросил, на рану взглянув притом,
Мол: «Сколько уже лежим?»
И я, кривя от мучений ртом,
Ответил: «Час… с небольшим…»

Меня тащил он из тьмы на свет,
Я землю цеплял спиной —
И длинный-длинный кровавый след
Тянулся по ней за мной.

И я не верил, что встану вновь,
Что смерть одолеть смогу.
Носилки, простыни, люди, кровь —
Смешались в моём мозгу.

Я видел многих сквозь мутный сон,
Лежавших без рук, без ног.
И слышал стоны со всех сторон.
И смерть отгонял, как мог.

Когда же мимо, с вопросом — «жив?» —
И взглядом на мой живот,
Несли кого-то, с лицом накрыв,
И мой наступил черёд, —

«Как долго раненный ты лежал?» —
Хирург у меня спросил.
А я лишь зубы в ответ разжал —
Для слов не хватило сил.

И дав мне спирту, пустился он
Со смертью моею в бой.
А я — то падал в тяжёлый сон,
То вновь возвращался в боль.

И мне казалось, что доктор в две
Умелых своих руки,
Осколки выбросив в таз, в воде
Мои промывал кишки…

…Я видел много больничных снов —
Товарища в них я звал.
Сполна я понял значенье слов,
Которые он сказал!

И я остался тогда живой,
Неся через всю войну
Зашитый доктором свой живот
И тайну в душе одну.

И вот живу, за него молясь,
И память в душе храня
О том, кто словом от смерти спас
В том давнем бою меня.

Лермонтов, "В полдневный жар в долине Дагестана".

Уж, наверное, ягоды спелые,
Нам не видно в окно палисад,
А в палате стерильные, белые
Стены розовым красит закат.
Но леченье едёт без усердия,
А зачем? Мне осталось дня три.
Погоди-ка, сестра милосердия,
Посмотри на меня, посмотри.

Посмотри на меня некрасивого
(Я и раньше-то был некрасив).
Посмотри, я прошу тебя, милая.
Что ж ты плачешь, губу прикусив?
На Ордынке, у церкви в безветрие
Нам болтать бы с тобой до зари…
Ах, Катюша, сестра милосердия,
Посмотри на меня, посмотри.

Вот и всё. Вот и больше не надо.
Скоро ангелы в путь протрубят.
Эту, в свете вечернем, ограду,
Этот тёплый июль и тебя
Позабыть не успею до смерти я,
Ведь и впрямь мне осталось дня три.
Ради Бога, сестра милосердия,
Не смотри на меня, не смотри.

Не смотри, когда утром остывшего
Мужики меня вниз понесут.
Попроси за меня у Всевышнего
Не затягивать божеский суд.
И когда окажусь в земной тверди я,
И наполнится карканьем высь –
В этой церкви, сестра милосердия,
Помолись за меня, помолись…
Помолись…

Юлия Друнина.

Зинка.

Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.

- Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.

У тебя есть друзья, любимый.
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет
Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле,
Вдруг приказ: 'Выступать вперед! '
Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и замен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы,
Мы со славой хотели жить.
Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав.
Белорусские хаты пели
О рязанских глухих садах.

Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб она тебя не ждала.