Война и мир В каких главах идет описание Наполеона?

В понимании Толстого духовный мир предводителя французов - это "искусственный мир", населенный "призраками какого-то величия" (том третий, часть вторая, глава 38). На самом же деле Наполеон представляет собой живое доказательство одной старой истины о том, что "царь есть раб истории" (том третий, часть первая, глава 1). Считая, что он исполняет собственную волю, этот исторический деятель всего лишь играл "тяжелую", "печальную" и "жестокую" "нечеловеческую роль", которая ему предназначалась. Едва ли он смог бы вынести ее, если бы у этого человека не были помрачены совесть и ум (том третий, часть вторая, глава 38). Писатель видит помрачение ума этого главнокомандующего в том, что он сознательно в себе воспитывал душевную черствость, которую принимал за истинное величие и мужество.
Так, например, в третьем томе (часть вторая, глава 38) говорится, что он любил рассматривать раненых и убитых, испытывая тем самым свою душевную силу (как считал сам Наполеон). В эпизоде, когда реку Неман переплывал эскадрон польских улан и адъютант на его глазах позволил себе обратить на преданность поляков внимание императора, Наполеон подозвал Бертье к себе и начал ходить с ним по берегу, отдавая тому приказания и недовольно изредка посматривая на утонувших улан, которые развлекали его внимание. Для него смерть - надоевшее и привычное зрелище. Наполеон воспринимает как должное беззаветную преданность собственных солдат.
Толстой подчеркивает, что этот человек был глубоко несчастен, но не замечал этого лишь благодаря отсутствию хоть какого-то нравственного чувства. "Великий" Наполеон, "европейский герой" нравственно слеп. Он не может понять ни красоты, ни добра, ни истины, ни значения собственных поступков, которые, как замечает Лев Толстой, были "противоположны добру и правде", "далеки от всего человеческого". Наполеон просто не мог понять значение своих деяний (том третий, часть вторая, глава 38). Прийти к правде и добру, по мнению писателя, можно, лишь отказавшись от мнимого величия своей личности. Однако к такому "героическому" поступку совсем не способен Наполеон.