На кого похожи русские?

Пытаясь понять, как следует решать накопившиеся в России политико-экономические проблемы, мы часто задаемся вопросом: чей опыт нам может быть наиболее интересен, на каких примерах стоит поучиться?
Первое, что приходит в голову – это взглянуть на братьев-славян. И впрямь, у нас с ними много общего. Но сходства нравов недостаточно. Украинцы, например, нам так близки, что дальше некуда, однако политические системы двух стран оказались совершенно разными. В России – твердый авторитаризм, просвещенный вертикализм и стабильность, доводящая до стагнации. На Украине же, при наличии не менее авторитарных по своим склонностям политических лидеров, — демократия, гражданская активность и в целом такая "движуха", что экономика разваливается и стагнация может рассматриваться в качестве цели развития.

Столь же серьезные различия, как между Россией и Украиной, существуют между Польшей и Чехией. У каждой из этих стран был свой исторический путь. Согласно чешскому литературному классику Алоису Ирасеку, родоначальниками народов были два брата – Чех и Лех. Со временем "дети Леха" создали огромную Речь Посполитую и в смысле обретения имперского сознания оказались близки московитам. А "дети Чеха" стали малой частью большой австро-венгерской империи, причем частью наиболее промышленно развитой и сильно разбавленной немецким населением. С тех пор когда поляки "бузят", чехи тихо и мирно строят свое хозяйство.
Кроме родственной близости, есть еще близость религиозная и культурная. Православие мы взяли от греков, а потому должны быть им культурно близки. И действительно, судя по тому, что греки нынче вытворяют в еврозоне, у них, как и у нас, есть склонность сначала создавать себе серьезные трудности, а затем героически их преодолевать. Однако во всем остальном мы на них не похожи, поскольку Россия исторически развивалась как гигантская империя, а Греция (после краха Византии) — как небольшая зависимая от турок территория. Русская элита веками ассимилировала другие народы, тогда как греческая – маневрировала, стремясь сохраниться в большом государстве и получить выгоды, не пропорциональные своей численности и политическому весу (именно этим, кстати, она занимается и сейчас в Евросоюзе).
В общем, этническая и религиозная близость интересны, когда мы пытаемся сравнить народы на "микроуровне" (бытовые обычаи, трудовая этика, характер межличностного общения), однако на "макроуровне" куда важнее близость исторического пути.
Такая страна существует, хотя ни в этническом, ни религиозном плане она России отнюдь не родственна. Это Испания, сначала отвоевавшая Пиренейский полуостров у арабов, затем ставшая любимой дочерью Святого римского престола, долгое время контролировавшая в Латинской Америке территории не меньшие, чем мы в Сибири, прошедшая в XIX веке через длительную стагнацию и ряд революций, а потому пришедшая к рынку и демократии лишь к концу ХХ столетия.
Если мы хотим понять, к чему приводят имперский синдром, клерикализм и милитаризм, если хотим разобраться в том, как они на протяжении долгого времени ослабляют хозяйство и общество, нам следует изучать в первую очередь историю Испании. Судьба прочих империй тоже многому может научить, однако пример Испании наиболее нагляден, поскольку содержит массу чрезвычайно важных параллелей. Испанцы долгое время удивлялись, почему им стало не хватать ресурсов, хотя Латинская Америка была столь же богата золотом и серебром, как Сибирь — нефтью и газом. Испанцы недоумевали, почему перестали вдруг быть великой державой, уступив первенство Франции и Англии. Испанцы не могли понять, почему голландцы, португальцы, жители южной Италии, а затем и жители латиноамериканских колоний, не хотят существовать в "дружной семье народов", стремясь к независимости...