" В толпе я увидел ее. \ Только на миг, \ Но в дневнике осталась помета. " ДНЕВНИК, ассоциации ?
Расстрел Юрия Юркуна — многолетнего любовника Кузмина — в 1938 году, гибель
многих персонажей Дневника в колесе Большого террора дали пищу
бездоказательным предположениям о том, что НКВД использовал информацию из
Дневника в ходе репрессий, чуть ли не составлял по нему расстрельные списки.
Третий слой репутации Дневника принадлежал поздне-советской эпохе и в духе
времени носил анекдотический характер. Фрагменты текста осевшей в ЦГАЛИ
рукoписи стали проникать в западную филологическую печать, циркулировать в
cамиздате, а наиболее сочные сцены пересказываться в прокуренных столичных
кухнях. Своего рода интеллигентский аналог известному циклу детских анекдотов
«про гомосеков» начинался приблизительно так: «приходит, значит, как-то Кузмин
в баню, а там...» Круг восприятия жизни поэта таким образом замкнулся: ведь и
изначальная известность Кузмина среди широкой публики носила скандальный
характер (первые газетные отзывы на его дебютный роман «Крылья» тоже
разрабатывали юмористическую тему Кузмина в бане). Евгений Берштейн. «М. Кузмин. Дневник. 1905 - 1907; 1908 – 1915» «Критическая Масса» 2005, №2
Любили люди вместо кофе – сою.
И муравьи любили кондоминиумы.
Поэт собой соединил несое-
динимое,
любили всё: объятия, и ссоры,
и венских стульев шеи лебединые.
А жизнь давно зашла за середину,
У Зины в кухне догорали зимы.
А Люся, в духе Нового Завета,
была, как революция, раздета.
Мужская страсть белела, как седины.
Эпоха – третья женщина поэта,
его в себя втыкала, как в розетку —
переходник для неисповедимого. Андрей Вознесенский 2003 ОСЕНЬ ПАСТЕРНАКА
ДНЕВНИК С улыбкою, сомкнув ресницы, \ Припомнит ольхи и родник \ И впишет четкие страницы \ В благоуханный свой дневник. Игорь-Северянин Из сборника "Victoria Regia" СЕРДЦУ ДЕВЬЕМУ 1913\Сонке
ДНЕВНИК А детский твой дневник, \ Ушедший в мезозой! \ Элегии чужды\ Привычкам нашим, — нам\ И нет прямой нужды\ Раскапывать весь хлам, \ Ушедший на покой, \ И собирать тех лет\ Подробности: киркой\ Наткнешься на скелет\ Той жизни и вражды. \ В журнале "Крокодил"\ Гуляет диплодок, \ Как символ грозных сил, \ Похожий на мешок. Александр Кушнер ПОСЕЩЕНИЕ
ДНЕВНИК Все то, что память удержать не может, \ Ты на страницах этих запиши. \ Дневник и сохранит и приумножит\ Плоды былые мысли и души. \ Часов и зеркала урок запомнишь --\ И книгу эту мудростью наполнишь. Уильям Шекспир. Перевод Александра Шаракшанэ Сонеты\77\ Часы покажут, как уходит время,
ДНЕВНИК исписанный дневник\ он – из витрин\ из колеблющихся зон витрин\ обратно бегущий\ с цветами Юрий Милорава Из книги «ПРЯЛКА-АНГЕЛ» 2003 Из цикла ИРИДИЕВЫЕ ПРЕИМУЩЕСТВА (Стихи 2002–2003)
\
ДНЕВНИК Между плеч, \ Задевающих друг друга, \ В толпе я увидел ее. \ Только на миг, \ Но в дневнике осталась помета. Исикава Такубоку. Перевод Веры Марковой Под привольный шум осеннего ветра
ДНЕВНИК Пусть под студеным ветром играет весть\ труб петербургских темным декабрьским днем, \ пусть в дневнике сожженном страниц не счесть, \ не переспорить, не пожалеть о нем Бахыт Кенжеев Где серебром вплетен в городской разброд
\
Дневник Анны Франк
12 июня 1942 г.
Надеюсь, что я все смогу доверить тебе, как никому до сих пор не доверяла, надеюсь, что ты будешь для меня огромной поддержкой.
Воскресенье, 14 июня 1942 г.
В пятницу я проснулась уже в шесть часов. И вполне понятно — был мой день рождения. Но мне, конечно, нельзя было вставать в такую рань, пришлось сдерживать любопытство до без четверти семь. Но больше я не вытерпела, пошла в столовую, там меня встретил Маврик, наш котенок, и стал ко мне ласкаться.
В семь я побежала к папе с мамой, потом мы все пошли в гостиную и там стали развязывать и разглядывать подарки. Тебя, мой дневник, я увидела сразу, это был самый лучший подарок. ..
к концу учебного года в моем школьном дневнике оставались только обложки )))
Та, в кого влюблялись
А Юркун ничего и не делал. Писал странные рассказы в стол, то есть в никуда; рисовал красивые картинки с изящно одетыми или вовсе неодетыми длинноногими красавицами (такой, видите ли, переходный этап между светской дамой и фотомоделью); собирал вырезки из модных чудом залетевших к нему зарубежных журналов; собирал друзей – таких же, как он, обломков Серебряного века. Друзья читали свои стихи и рассказы. Кое-какие из этих рассказов и стихов они записывали в альбом Ольги Гильдебрандт-Арбениной.
Он жил в одной квартире с Гильдебрандт-Арбениной и Михаилом Кузминым, когда-то – одним из самых известных поэтов и прозаиков дореволюционной России, а в те времена – полубезработным литератором, перебивающимся случайными заработками. Потом Кузмин умер, потом арестовали Юркуна. Гильдебрандт-Арбенина осталась одна. Она была красива, в нее влюблялись и посвящали ей стихи великие поэты Мандельштам и Гумилев, а любила она одного только Юркуна.
Она прожила долгую жизнь и умерла в 1980 году. Была обаятельна и не приспособлена к жизни, всегда находился кто-то, кто опекал ее. В последние годы жизни ей помогал художник Рюрик Попов. Ему она и завещала свои картины и дневники, рисунки Юркуна, его коллекцию, свой альбом. Прописана Гильдебрандт была на Таврической улице в Петербурге, но редко жила в своей коммунальной квартире, поскольку боялась вечно пьяного, свирепого и драчливого соседа-шофера. Она жила у подруги Юлии Полаймо в квартире, расположенной в арке, ведущей к собору Святой Екатерины на Невском.
Юлия Казимировна была родственницей последнего в советское время настоятеля этого собора. Настоятеля расстреляли, ее сослали. В 1956 году вернулась. Это была маленькая, суровая горбатая женщина, души не чаявшая в своей подруге. Однажды она поколотила соседку, посмевшую обидеть Ольгу Николаевну. Раз в неделю подруги отправлялись ночевать на Таврическую, чтобы Гильдебрандт не выписали из квартиры. Сосед побаивался литовской горбуньи и по крайней мере не бил жену и детей, а только пел песни.
На выставке, посвященной выходу в свет альбома Гильдебрандт-Арбениной, в который записывали свои стихи и рассказы Бенедикт Лифшиц, Андрей Егунов, Михаил Кузмин, Эрих Голлербах; на выставке, где по стенам развешаны изящные акварели ее любимого, а на стендах лежат его вырезки из модных журналов, есть один экспонат, бьющий прямо по сердцу, под дых души. Такое невыносимое бабье несчастье и счастье в этом экспонате, что стоит его назвать. Это последняя запись в дневнике Ольги Гильдебрандт: «Юрочка вернется. Он жив. Я знаю…» И вырванная из отрывного календаря страничка со стихотворением Симонова «Жди меня».
Юрий Юркун. «Дурная компания».