on-lena
Просветленный
(31382)
15 лет назад
Наверное у многих из нас жизнь разделена на до и после.. . 27.10.2002 вырвались слова:
В стране стреляют, убивают,
Детей в заложники берут.. .
А власти много обещают
Ну, а в конечном счете лгут!
Тем обещаньям- грош цена,
Когда вокруг идет война!! !
Страну на части разделили
Междоусобицы идут,
Про Совесть- начисто забыли.
Скорей бы грянул Божий суд!! !
Вместе с миллионами людей я молилась за тех несчастных.. .
Вопрос как по живому попал....
Источник: я сама.
3 октября 2002 года Ира пошла посмотреть мюзикл «Норд-Ост» вместе с Ярославом, сестрой Викой и племянницей Настей, Викиной дочкой. Был чудный семейный культпоход, из которого Ярослав, почти шестнадцати лет, домой не вернулся. Когда пустили газ, Ира обняла сына и просила его ничего не бояться. И отключилась. А когда сознание вернулось в больнице, ей сказали, что тело Ярослава, видимо, найдено в морге. Она сбежала из больницы, опознала сына, обнаружила в его теле отверстия от пуль, входное и выходное, уже зная, что одежда, в которой она оказалась в больнице, была вся в крови: Ярослав собою защитил ее от расстрела.
Ира появилась в редакции нашей газеты дней через десять после теракта — она была мертвая. Именно так. Написать «как мертвая» было бы неправдой. Ира жить совсем не хотела. Она была уверена, что ей не жить. К тому моменту, сбежав из больницы, Ира уже прыгала с моста в ноябрьскую Москва-реку, да ее кто-то спас, и она все недоумевала зачем…
А я недоумевала, как это может произойти, что больной, тяжело отравленный, совершенно ослабленный человек прыгает в нашу реку, загроможденную всякими железяками, да еще и в очень холодную воду, и остается жить…
Чудо, конечно, и больше ничего.
На том чудеса в Ириной жизни не закончились, хоть и начались со смертью ее любимого сына Ярослава.
Незадолго до теракта врач объяснил Ире, что детей у нее больше не будет. Ярослав, выходило, останется единственным. Вскоре после его похорон тот же врач сказал Ире, что чудо свершилось и она беременна.
Видел ли в те девять месяцев хоть кто-нибудь улыбку радости на Ирином лице? Вряд ли. Она признает, что носила ребенка, но была пустой по отношению к нему.
Артем, вопреки всему, появился на свет здоровым мальчиком. Но несколько нервозным, конечно. А кем бы вы были на его месте, месте мальчика, которому еще предстояло узнать, что он — заместитель ушедшего и самого любимого?..
Через полтора года после Артемки свершилось третье чудо: Ира родила девочку.
— Она очень похожа на Ярослава, — Ира и сегодня постоянно говорит о своем старшем сыне, и всё, и всех сравнивая только с ним. — Сначала мы ее стали звать Ярославой. Но потом я поняла: никак нельзя — мы каждый раз умирали, произнося это имя. Мне было страшно смотреть на своих родителей. Когда дочке было четыре месяца, она стала Стасей, Станиславой. Но в принципе я хотела назвать таким именем, чтобы Ярославу понравилось…
Теперь Ира постоянно живет со своими новыми, посленорд-остовскими детьми под Москвой затворницей.
— У меня такой страх за них, — говорит она. — За забор не могу выйти. Ведь я не могу защитить своих детей. И я теперь понимаю людей, которые попадают в секты. Там говорят: «Мы вам дадим почву» — и они идут за этой почвой. Почва нужна — а почвы у нас после «Норд-Оста» нет… Мы сядем с Викой вечером (Вика — старшая сестра Иры. — А.П.), дети между нами. И я говорю: «Кто пойдет в Уголок Дурова с ними, когда время подойдет? Или в театр? Нет гарантий, что это не повторится...».
— А вы, Ира, не пойдете?
— Я — нет. Это точно. Мне женщина одна сказала, что мать не должна раскисать, она должна быть как львица, когда защищает своих детей… А я подумала: «Как же они ничего не понимают!». Наступает момент, когда защитить невозможно.
Что же вышло в Ириной жизни? Сначала Ярослав спас ее от смерти в том зале. Потом, когда она была уже готова последовать за ним, судьба взяла и подарила ей двух детей подряд — и этим дала шанс. Но государство наше судьбе не союзник — оно действовало не ради Иры, а против нее. Ведь почему в ней такой страх перед всем, что за пределами ее дома?
Потому что нет никаких сигналов, что за три прошедших года государство сделало хоть что-то, чтобы люди верили: никакой «Норд-Ост» больше не возможен.
Все ровно наоборот: люди уверены, что не завтра, так послезавтра кому-то предстоит расстаться с жизня