Алла Вячеславовна
Просветленный
(47925)
8 лет назад
Утираясь маленькой ладошкой
Утираясь маленькой ладошкой,
Куколку, прижав к своей груди,
Девочка рыдает на дорожке.
К ней я поспешила подойти:
«Почему ты плачешь? Что с тобою?
Кто тебя обидел? Расскажи»
И столпившись шумною гурьбою,
Куклу показали малыши.
Платье, пожелтевшее с годами,
Волосы из шёлковых чулок.
С нарисованными синими глазами,
А из ножки ваты серый клок.
Куколка в вуалевой панаме,
Где-то сверху порванная нить:
« Отнеси её скорее маме,
Нужно кукле ножку починить»
« У Иришки Барби с магазина,
Ну, а мне не нравится она.
Куклами забита вся витрина,
А Алёна у меня одна — -Продолжала девочка, рыдая, — -Бабушка мне куклу отдала.
Думаете кукла не живая?
Многое расскажет вам она;
Видите прожжённое колено?
Это в 41 – ом, у села,
Искорка попала от полена,
Немцы дом спалили нам дотла.
Тут, под платьем, дырочка осталась.
Бабушка не шила, берегла.
Ей она расстрел напоминала,
Ранним утром, на краю села.
Ведь она тогда одна осталась,
Партизаны бабушку спасли.
Только вот, Алёнушке досталось,
От мучителей родной земли.
Кукла эта тоже воевала,
Донесения в себе несла.
Мне про это мама рассказала,
Этого я видеть не могла.
Платье кукле, в первый День Победы,
Бабушка пошила из фаты,
Той, что на пожарище сгорела,
От неё остались лоскуты.
Ну, а туфли – из куска шинели,
Что солдат когда-то ей принёс.
Страшные холодные метели,
Были той зимою и мороз.
Долго всех скрывали партизаны,
Прадед в партизанах был тогда.
Залечили бабушки все раны,
Но явилась новая беда.
Партизан схватили у деревни,
И пытать в гестапо повели.
А затем, закрыв все окна, двери,
Заживо в сарайчике сожгли.
Баба очень рано поседела,
А когда закончилась война,
Сшила платье кукле, как умела,
Перед вами кукла, вот она»
Я молчала, как окаменела.
Куклы необычные глаза,
Рассказали, как война гремела.
По щеке моей стекла слеза.
Спохватившись, имя я спросила,
И от ответа обомлела тут:
« Разве я тебе не говорила?
Ведь меня Алёнушкой зовут»
(автор Нияра Самкова)
КУКЛА
В зарю немецкие солдаты
Угнали маму со двора,
Совсем одна под крышей хаты
Осталась девочка. Одна!
Она запомнила едва ли,
Как ночью немцев принесло,
Как страшно женщины кричали,
А к утру вымерло село.
Нет! Если горе даже рядом,
И даже смерть недалеко,
Их разглядеть ребячьим взглядом
Не так-то просто и легко.
Котёнка за уши таская
Возилась девочка в углу,
И кукла, кукла городская
Сидела рядом, на полу.
Её, красотку в платье тонком,
В оборках с ног до головы,
Отец, на зависть всем девчонкам,
Привёз наверно из Москвы!
Итак, о немцах в день весенний
забыла девочка давно,
Как вдруг они ворвались в сени,
Прикладом вышибли окно.
Как волки рыскали по хате,
Хвалясь награбленным добром,
Сорвали простыню с кровати,
Сундук взломали топором.
Потом пошли, окончив дело.
Один, берясь уже за дверь,
Вернулся. Девочка глядела,
Ждала, ну что же он теперь?
Он к ней шагал потехи ради,
Иль так от жадности, спьяна,
Он куклу взял у ней не глядя,
Тогда она...
Она заплакала сначала
Но от обиды этой вдруг
На немца грозно закричала
И куклу вырвала из рук.
Тогда по солнечному полу,
Вином и злобой распалён
Он к ней шагнул, большой, тяжёлый,
И хрипло выругался он...
Лишь крепче стиснули ручонки
Кудрявый кукольный парик...
И был тот крик по-заячьи тонкий,
Последний крик... ребячий крик...
И стало тихо... Билась в хате
Большая муха о стекло.
На косы куклы и на платье
Немного крови натекло.
Но немец взял её обратно,
И сунул в глубину мешка.
Затем он вытер аккуратно,
До блеска лезвие штыка.
Потом он вышел..., худенькое тело
Толкнув нетвёрдою ногой.
И как бы я тогда хотела
Быть рядом, с маленькой, с тобой,
Чтоб ты могла прижаться к маме,
А я, не помня ничего,
Могла хоть голыми руками
Убить его, убить его!