Александр Владиславович
Просветленный
(31545)
6 лет назад
Вот и ты, дорогой Гиппократ, кончил клятвами, хорошо еще, что не заклятьями. Видимо, ты, как мы все, по натуре шутник, озорник, баловень - в общем, придурок. Помнишь, как мы спросили дяденьку, что это за растение? Он ответил - какая-то хреновина, и мы решили с тобой - это хрен, и выкопали корешки, и стали торговать около магазина, и когда их кто-то купил, убежденный нами, что покупает хрен, мы бросились наутек, терзаемые восторгом обмана. Не так ли и ты, Гиппократ, поил недужных настоями какой-то хреновины, и когда они выздоравливали, называл хреновину снадобьем? С твоим умом ты, конечно же понимал, что выздороветь можно и вопреки. Но тебе платили, и ты поглупел - потому что никто не любит сомневающихся врачей. Ум - источник сомнений, как, впрочем, сомнения - источник ума, так что они питают друг друга, и процесс этот желательно скрыть от посторонних глаз, потому что ничто так не противно стороннему взгляду, как наш ум и сомнения. Лучше сиять, как Цезарь, как свежей чеканки монета - в профиль, чтобы не было видно взгляда, выдающего трусость, потому как что еще нельзя выдать, если не ее - нашу трусость? Трусость, основанную на том, что все мы, хотя и в возрасте, все те же баловни и шалуньи, с той лишь разницей, что нам доверили деньги - пусть ненадолго и мало.
Видимо, шутником остаешься до первого мертвеца, в которого превращается тот, кого ты лечил. И вот он - внешне такой же, как был, даже теплый. Но мертвый. В том-то и дело - что навсегда. И тогда вспоминаешь, друг Гиппократ, о своем озорном уме, - он обманул тебя, как нашкодившая обезьяна, о, ум опять пошутил. А ты - убил своего пациента. А вокруг - сплошь из крика вдовы, и рыдания обильной родни, и все смотрят, как вблизи от тебя корчит рожи недосягаемая обезьяна. И вот ты бьешь себя в лоб, как стреляешь в висок, и клянешься не навредить - и вредишь. Кстати, возможно, именно потому, что поклялся.
Иногда я ищу места, где кончается мировой шут - то бишь, этот шум обезьян, перебранка мнений, выдумывания, передумывания, и, собственно - думанья. И открываю какой-нибудь "Бюллетень клуба конфликтологов", надеясь уйти от начальствующих начальных и найти окончательные мысли - и ничего не понятно, как переход от линейных к нелинейным способам разрешения конфликтов. Знаешь, Гиппократ, похоже, умные обезьяны догадались создать иллюзорные языки, хотя не понимают друг друга, как два попугая, говорящие по-человечески. Этого-то как раз и не надо, главное - это иллюзия, что они понимают друг друга, и мучительно существовать внутри странной игры, позволяющей выигрывать деньги и называть их зарплатой. Так апостолы говорили на чужих языках в отсутствии чужаков - баламур-галамур, тарбалес-гермелес. Вроде как бы слова, смысл близок, как локоть.
Обезьяны ловки, Гиппократ, уж ловчее, чем мы с нашей честностью-тяжеловесом. И всё это, друг Гиппократ, ужасно. Но ужаснее этого ужаса то, что наш ужас, увы, бесполезен. А опыт больших революций гласит, что ужаснее было бы, будь он полезен.
Назвать роман "Бедные люди" мог бы дьявол, Господь, ангел, черт, наблюдающий инопланетянин. Бедным быть плохо, но стоит разбогатеть, все друзья превращаются в лохов. Все богатые - психопаты, что им дело до наших восторгов, черной зависти, лизоблюдства, мелкой подлости и духовности? Будь богатым, мой друг Гиппократ, будь бессовестным и беспощадным, шарлатаном и психопатом - небесам все равно. Мы - потомство богов, а они, бесстрашные, боятся лишь катастрофы типа атомных войн или мора. Или настойчивого самоубийства - лишь тогда они себя обнаруживают, как няньки, узрев опасность для шалунов.
Все описания бога неверны, включая, конечно же, и мое. Печальный опыт мировых разводов говорит, что люди - их деньги. Даже дети, в сущности, деньги, когда переводятся в алименты.
Так что - деньгами, Catherine the Great. Деньгами.