небольшое сообщение о троянской войне и отражение ее в произведениях литературы и искусства?

Парис украл жену Менелая, Менелай рассердился и пошел войной на Трою, Троя пала

Был такой делец Генрих Шлиман . Этот немец имел 2 таланта . Он феноменально быстро осваивал языки и был выдающимся коммерсантом . Еще у него были проблемы с совестью . Торговал он в России, имел гражданство, русскую жену и пятерых детей . Наворовав денег на Крымской войне Андрей Аристович покинул Россию (видимо его ждала Сибирь) и уехал в Грецию - Турцию искать Трою . Он нашел некий город в холме Гиссарлык, а в нём золотой клад (есть мнение, что украшения он заказал одесским ювелирам, но этого ещё никто не доказал ). Вместе со своей второй женой Софией этот двоеженец контрабандой вывез украшения в Германию и подарил их Кайзеру Вильгельму . В 1945 году эти сокровища достались нам, как трофеи из разбомбленного Дрездена и хранятся в Пушкинском музее. Немчики требуют вернуть им золото, турки хотят его назад, греки тоже претендуют, как потомки ахейцев -они тогда не дограбили . И только троянцы помалкивают ...)

P.S. Забыл, Шлиман в промежутке между Россией и Турцией успел побывать в США, организовал банк однодневку на золотых приисках, зарегистрировал второй брак, получил гражданство США и с чужими деньгами покинул Америку .

Такое вот похождение Одиссея .

– Случилось, значит, это все много веков назад, в далекой грецкой земле…
– В Цареграде?
– Не было тогда еще Цареграда. А может, и был уже, да только был еще не Цареградом никаким, а так, сельцом безымянным. Это потом уж на том месте град Халкидон выстроили, а там он и до Цареграда разросся… Но не о том речь. Случилась в тех краях тогда великая война… только в ту пору она еще не началась. Поссорились, значит, два великих народа – греки и троянцы… только в ту пору они еще не поссорились. Но предпосылки к тому уже были. А с чего все началось? Да с того же, с чего обычно все начинается – с чепухи. Поругались между собой три богини – Мокошь, Лада и Афина…
– А из-за чего они поссорились? – снова перебил Иван.
– Говорю же – из-за чепухи, – раздраженно ответил Баюн. – Яблока, на котором какая-то сволочь написала «Прекраснейшей». Ну бабы-дуры мгновенно же из-за него передрались. Спорили-спорили – никак. Обратились к Перуну – рассуди, мол. Но он же не дурак был. Мокошь ему, понимаешь, супружница, Афина – дотя любимая, а Лада… не родня, но смотрит зело недобро. Перун им и говорит – некомпетентен я в таких важных вопросах, да еще и соринка в глаз попала. Так что идите-ка вы, девицы-красавицы, на… на гору Ида! Живет там один пастушок – он в этих вопросах как раз дока. Ну они и пошли. Предстали такие перед ним в чем мать родила, да еще и бухие в хлам, и орут хором: а ну выбирай самую красивую, с**а! Пастух, конечно, очумел от такой засады и крепко задумался. А богини, знать, на одну только красоту не полагались, и стали его подкупать. Мокошь царский венец посулила и богатства сказочные. Афина – силу богатырскую и меч-кладенец. А Лада – первую в мире красавицу в жены. С**а. Ну а пастух-то молодой был совсем, да еще и дурак конченый. Он Ладу и выбрал. Ту с тех пор все зовут не иначе как Прекраснейшая, а две другие на нее зуб точат. И на пастуха тоже, конечно.
– Ты к делу переходи, киса, – нетерпеливо сказал Иван. – Что ты как издалека-то зашел?
– Я к делу и перехожу. Лада свое обещание сдержала – сосватала за того пастуха первую девку в Греции. Еленкой ее звали.
– Как дочку князя Всеволода? – обрадовался Иван.
– Да, как невесту твоего брата, которую ты, харя бесстыжая, испортил.
– Да я это… – сгорбился Иван. – Не со зла ж… У меня это…
– Знаем, чего у тебя там, – фыркнул Баюн.
– Рассказывай дальше, кошак, – велел Яромир.
– Короче, все хорошо, да что-то нехорошо, – продолжил Баюн. – Вышло так, что Еленку к тому времени уже оприходовали. Замужем она оказалась – за Менелаем, спартанским царем…
– Ишь, целым царем! – восхитился Иван.
– Да у этих греков оно только название было, что царь. А так правил-то каждый из них одним городишком, да окрестными огородами. Все их царства, пожалуй, в одном вашем Тиборском княжестве уместились бы.
– Ах вон оно как…
– Но какой-никакой, а все же царь. Нельзя же просто прийти к нему и с порога так – отдавай свою царицу, сука! То есть можно, конечно, но… бить же будут. Ну пастух и закручинился. Но Лада ему такая – не кручинься, с**а, приди просто до места, зазнакомься с этой Еленкой, а я уж тебе пособлю. Ну и пособила. Менелай, значит, из дому ушел, по делам царским…
– На войну?
– Не, до ветру. Фиников несвежих съел. В общем, только он за порог, а пастух уже с Еленкой обжимается, да к себе ее жить зовет.
– На пастбище, что ли? – не понял Иван.
– Не, он, я забыл сказать, тоже царевич был, только троянский.
– Иди ты, – усомнился Иван. – У них там что, царевичи овец пасли?
– Я ж говорю, мелкие царства были, бедные. Но Троя среди них была наибогатейшей. Так что Еленка сразу, не будь дура, согласилась. Еще и злата-серебра мужниного уволокла столько, что корабль просел.
– А дальше что?
– А дальше греки крик большой подняли. Что, мол, за нахальство, совсем эти троянцы берега потеряли, средь бела дня у царей цариц воруют!