Нужно они реставрировать собор парижской богоматери?

Это XIX век.
А. Невзоров
― Все эти шпили, да и витражи там почти все… Я думаю, что мы с вами понимаем, но вообще, ́эта реставрация превратиться в такое всемирное шоу с продолжением. Они гвозди будут отковывать вручную обязательно только по технологиям XII века…
О. Журавлева
― Что вам, жалко, что ли, Александр Глебович? Пусть.
А. Невзоров
― Мне — абсолютно нет. Но я понимаю, до какой степени, до какой степени это хороший и выгодный информационный товар.
В. Дымарский
― Вот если бы собор какой-нибудь сгорел не дай бог в Петербурге, вам бы не было жалко?
А. Невзоров
― Нет, абсолютно.
В. Дымарский
― А вот сгорел в 6-м году…
О. Журавлева
― А Эрмитаж?
А. Невзоров
― Мне тогда уже не было жалко Эрмитаж. Мне жалко, потому что у меня там друзья. Потому что я с особой нежностью отношусь и к Борису Михайловичу Пиотровскому и к Михаилу Борисовичу Пиотровскому. Нет, там есть несколько вполне приличных предметов, которые имело бы смысл пасти.
Но что касается этой гарантированной фигни, которая будет с этим бесконечно долгим реставрационным общемировым процессом, я думаю, что он всем очень понравится. И помянут этот пожар не раз добрым словом, между прочим.
Потому что помните, была такая дивная история, был такой Мегерен, который был и химиком и хорошим живописцем. Это было уже начало XX века. Он решил поиздеваться над всякими искусствоведами. И он по рецептуре XVIII век воссоздал краски того времени… Он толок их в ступе, он выбирал именно те минералы. И обладая некоторым талантом, он нарисовал несколько картин Вермеера, причем он научился первым… в духовке, он наводил кракелюрчик.
И вот он выставил картину с тем, чтобы ее продать, а потом всем объяснить, какие все дураки и ничего в этом не понимают, рассказать про то, что он на самом деле жулик и нарисовал ее сам. Но у него сперва одна картина продалась. Все признали абсолютно подлинность. Потом он нарисовал еще десять и решил: А ну на фиг это разоблачение, потому что те 10 миллионов долларов, которые он получил, оказались гораздо сильнее и интереснее, чем возможность поиздеваться над искусствоведами.
Потом он попал вообще в жуткую ситуацию. Ему пришлось доказывать, что это его картины. Потому что одну картину купил Геринг. И в 46-м году его обвинили в торговле в отношениях с нацистами. И он долго себя колотил кулаками в грудь, что это никакой не Вермеер, а что это он сам и сам он Геринга надул. Но ему не поверили. Но это не так страшно.
Вообще, Оля, я хочу сказать, что сегодня эти игры, они не так безобидны. Вот игра с этим готическим фантиком, который, кстати, сохраняет еще до сих пор яд от когда-то находившейся в ней конфеты, — эти игры могут себе позволить себе только те, кто окончательно вытравил из себя весь маразм Средневековья, всю страсть убивать, весь дикарский восторг при виде мучений других людей на кострах, на дыбах, желание громить и расстреливать.
Но Нотр-Дам, действительно, очень дерьмовый символ, потому что ничего не вытравлено, а Средневековье никуда не ушло. Оно догоняет. Потому что ведь есть волшебная сила искусства, и вот под культурным соусом нотр-дамов и картины с отрезанными языками уже не кажутся таким ужасом. И это Средневековье, оно все время дышит в затылок, и оно готово вернуться, догнать и перегнать.
Потому что вот в России почитание Сталина достигло абсолютного максимума. 70% населения страны одобряет действия палача-шизофреника Иосифа Джугашвили и хотят пожить при его режиме, а 30% не хотят. Что это, собственно говоря, значит? Это значит, что почти 90 миллионов человек убеждены, что они первыми успеют донести на соседа, а 30 миллионов знают, что пишут медленно, поэтому возращения сталинщины не желают.
https://echo.msk.ru/programs/nevsredy/2408883-echo/