Можно ли письменное признание в любви считать официальным документом?

"Перестань смотреть в окно! Повернись ко мне, ведь это твоё письмо и твой почерк. Между прочим, это документ, так что возьми его и прочти сейчас вслух".
Строго произнесла Альбина, протягивая синий конверт после чего, сложив руки на груди зафиксировала на мне острый, полный грозовых колебаний взгляд.
Развернув знакомую бумагу, я втянул носом здешний враждебный воздух и равнодушно принялся читать текст, написанный ровным почерком. Во время чтения я, местами близоруко щурился, то приближая текст к лицу, то отводя его подальше. Кое-где, акцентируя внимание на отдельной фразе, я поднимал указательный палец свободной руки вверх, как бы желая подчеркнуть особую изобретательность своей чувствительной натуры, но перейдя к следующему абзацу вынужденно собирал вместе уже всю пятерню для того чтобы отправить её чесать затылок. В конце концов, закончив чтение письма, я отложил его на край стола и деловито приосанившись, сообщил:
"Да, но здесь, в этом документе есть определённые юридические неточности. Во-первых - не указано имя той, к которой адресовано письмо, во-вторых - нет числа и даты и, в-третьих - из текста следует, что я люблю облака над твоей головой, люблю траву под твоими босыми ногами, люблю ветер, развевающий твои волосы, а так же люблю синие озёра, в отражении твоих прозрачных глаз. Пока сюда не будет вписано имя конкретного физического лица, непосредственно которому адресовано послание получается, что я люблю природу".
Таким образом, я недвусмысленно дал понять, что этот фиглярский фолиантик ни как не может считаться полноценным документом и вообще не имеет юридической силы.
Хищно подхватив письмо со стола, теперь уже Альбина бегло прошлась по тексту моего расплывчатого опуса, воскресив в памяти содержащиеся в нём строки.
"Так впиши имя, чего ты ждёшь"?
Милитаризм прищура её глаз, сейчас сосредоточил в себе два особо точных самонаводящихся лазера. Альбина медленно пошла вдоль стола в мою сторону, я же обогнув один из углов, направился примерно с той же скоростью от неё, не забывая при этом, что спасительной преградой является именно стол.
В этот момент, я зачем-то подумал о том, что всё-таки круглый стол здесь пришёлся бы куда более кстати. Видимо человеческий мозг устроен так, что в минуты опасности, желая срезать острые углы, он подсознательно пытается найти любой смягчающий маршрут способный хоть как-то саботировать событие, ведущее к неизбежному финалу.
Пока мы не спеша прогуливались вокруг стола, у меня ещё была возможность более внимательно разглядеть висящие на стенах безвкусно обрамлённые картины, заметить пятно на обоях, обратить внимание на паркетную доску, слегка выбитую из общей геометрической задумки, но не прошло и минуты, как мы сменили плавное передвижение на решительный шаг, местами переходящий в бег. Теперь всё разом запестрело в многоцветном обилии красок, теряя свои истинные очертания. Неспособный более видеть подробности, я решил нагрузить себя во время марафона чем-то полезным начав считать круги. Вдруг всё остановилось, ибо Альбина замерла и я, чуть было не догнал её, по инерции сделав ещё несколько шагов. Письмо. Оно пропало!