Как вам стиль письма русского художника, акциониста и писателя Александра Давидовича Бренера? (2.1/3 отрывок)
Оказалось, так очень удобно осмыслять эту книгу. "Жития убиенных художников". Я продолжу.
(стр. 84)
"Майк задумался.
— Я пробую делать музыку, — медленно проговорил он. — Мою музыку. И с её помощью заглушить общество спектакля… Или вы хотите, чтобы я пошёл работать в Макдональдс?
7.
Во второй раз мы встретились с ним в галерее Яблонка, в Берлине — опять-таки на его вернисаже. Там уже толкалась куча народа и пахло духами.
Майк Келли стоял, окружённый коллекционерами, кураторами, поклонниками, дельцами. Ближе всех к нему была Изабель Грав — гламурная немецкая критикесса.
Я подошёл к великому художнику и сказал:
— Что ты тут делаешь среди всей этой шушеры?
Майк Келли насупился и выпалил:
— Не люблю, когда мне плюют в лицо!
— А я ещё не плюнул, а просто задал вопрос.
Тут возникла короткая пауза. А затем Майк преобразился — из кота в сапогах в разозлённого льва!
Глаза его засверкали, кожа на лице натянулась.
Он принял бойцовскую стойку. Прямо как настоящий панк.
Я тоже приготовился, и мы начали танцевать друг против друга.
А вся эта элита на нас пялилась.
Наконец танец мне надоел, и я взял Келли за грудки и чуточку его подтолкнул.
Он отлетел к стене.
Даю слово, я это сделал не грубо, а как логическое продолжение нашей детской игры.
Но сейчас же, откуда ни возьмись, на меня обрушился огромный чёрный охранник — и сдавил пятернёй моё горло.
Я чуть не задохнулся, но всё же крикнул:
— Майк, мы ведь играли вдвоём, зачем же тут этот муд*к?
Но Майк на меня не смотрел и ничего не ответил.
Этот охранник спустил меня с лестницы.
8.
Третья и последняя встреча произошла в Париже, в Маре. И снова это была выставка Келли, и он стоял во дворике перед галереей в полном одиночестве.
Когда он нас увидел, то сказал:
— Пошли выпьем чего-нибудь.
И мы отправились в соседнее бистро.
Заказали кофе. Майк выглядел постаревшим.
Он как-то растолстел и осунулся одновременно. И глаза у него смотрели печально, рассеянно.
Он скинул на стул чёрную кожаную куртку и остался в коричневой футболке с фигуркой чудовища на груди. И оказалось, что руки Майка Келли до локтей покрыты рисунками, сделанными шариковой ручкой, как будто он был подростком, непутёвым школьником. Это были изображения монстров.
— Как ваши дела? — осведомился он, изобразив ухмылку.
— Да так, никаких особых дел. А у тебя?
— У меня?
Он задумался.
— У меня… намечалось одно дело. Довольно даже крупное. Хотите знать?
— Конечно.
— Я хотел со своей девушкой начать новую жизнь — под землёй.
— Правда?
— Да. У меня ведь есть кое-какие деньги, сбережения. Вот я и подумал, что могу с моей девушкой сбежать отсюда и построить Рай — подземный, подпольный. Ведь под землёй много места, там — целый громадный андерграунд. И художник, если он, конечно, хороший художник, как я, может под землёй создать новое небо, новое солнце, новый сад, и жить там с любимой, как Адам и Ева.
Он помолчал, затем продолжил:
— Подземный Рай, что вы об этом думаете? Конечно, там темно, странно. Но ведь кроты, насекомые там живут. Могли бы и мы, если постараться. Нужно только вложить кое-какие деньги — и создать солнце, небо, звёзды, облака… И цветущий подземный сад… И поселиться там, как первые люди… Я и сейчас думаю, что это неплохая идея. А?
— Хорошая идея, Майк…
— Значит, и вы так считаете? Вот видите…
— Так за чем дело стало?
— Да вот моя Ева не хочет… А без неё мне неинтересно… Не хочу Рая без Евы…
И он замолчал, ухмыльнулся.
Мы уже допили кофе, и Майку нужно было вернуться на свой вернисаж. Он надел чёрную куртку — закрыл свои детские татуировки.
На его выставку мы не пошли. Решили просто побродить по Маре.
Больше мы с ним не виделись.
А о смерти его прочитали в «Artforum», когда ютились в лиссабонских развалинах.