ЕГЭ по русскому
проблема отношения людей к природе, найдите два аргумента пожалуйста
Лола Ишакович
Ученик
(108),
на голосовании
5 месяцев назад
Мы вытянулись гуськом, шли молча след в след, словно по сторонам было минное поле. Глухие ухающие удары, доносившиеся с лесосеки, перемежались теперь с раскатистым треском, напоминавшим пулеметные очереди. Потом стал долетать до нас высокий, комариный голос пилы, и чем ближе мы подходили, тем надсаднее, ниже и злее становился этот звон.Наконец Пассар поднял руку, остановился. От неожиданности мы почти столкнулись.Перед нами метрах в ста качнулся и стал валиться высокий кедр; сначала он вроде бы застыл в наклонном положении, и казалось, что он еще выпрямится и его тупая, словно подстриженная небесным парикмахером, вершина снова появится в оголенном проеме.Но, помедлив какое-то мгновение, тяжелыми косматыми лапами погрозил он, опрокидываясь, небу и быстро пошел к земле, со свистом рассекая воздух, по-медвежьи с треском подминая долговязый орешник, и с пушечным грохотом ударился наконец оземь.Гулким стоном отозвалась земля, и долго, как смертный прах, парило в воздухе облако снежной пыли. И в наступившей тишине было жутко смотреть на этого поверженного недвижного, точно труп, лесного великана, на мотающиеся обломанные, как косталыжки, ветви орешника да трескуна, на пустой, как прорубь в пропасть, небесный проем, который еще мгновение назад закрывала кудлатая голова кедра.Возле высокого пня, похожего на лобное место, стоял вальщик в оранжевой каске с брезентовым, спадающим на плечи покрывалом. На пне лежала бензопила, – совсем игрушечной казалась она на этом поперечнике, размером с хороший круглый столКак же вы ухитрились эдакую махину? – спросил я вальщика.
– Минут сорок провозился… С подпилом брал ее, с обоих концов… Натанцевался.
Вальщик – немолодой, густая темная борода на щеках заметно серебрилась, но был он плотный, коренастый и, видимо, немалой силы.
Однако я заметил, что пальцы у него дрожали; когда он скручивал цигарку, крупинки махры полетели на землю..Не владеют пальцы, — как-то извинительно улыбнулся он, перехватив мой взгляд. — Как повалишь кедру — руки и ноги трясутся. Ничего не поделаешь. От чего? От усталости? - Да нет...Вроде оторопь берёт. Испуг не испуг, но сердце бьётся и что-то такое подкатывает под самый дых! Повалишь такое вот дерево, как живую душу сгубишь. Пятнадцать лет уж как валю, а всё ещё оторопь берёт. Пинегин похлопал вальщика по спине. - Вот они, покорители тайги! А зачем её покорять, тайгу-то? — спросил я Пинегина. -Как зачем? Человек — хозяин своей земли! Да поймите же, дело не в рубке!.. Лес — это стройки, лес — это химия, лес — это валюта, наконец. -И это по-хозяйски? — я указал на заломанные деревья. -Ну, это пустяки... Зарастут, новые вырастут. -Как можно говорить такие слова? -Кто в тайге живёт, знает — такое дело не зарастёт. Гнить будет, болеть будет... Короед появится. Мы опять растянулись гуськом и шли за Пассаром. Ухающие раскатистые удары теперь раздавались где-то справа, но всё казалось, что вот-вот перед нами повалится очередной кедр... Затихли отдалённые глухие раскаты, видать, вальщики закончили работу. Ветра не было - ничто не шелохнётся. И только редко и жирно каркали вороны; они лениво перелётывали над протокой, садились на прибрежные кедры и сердито кричали на нас...
Потом стал долетать до нас высокий, комариный голос пилы, и чем ближе мы подходили, тем надсаднее, ниже и злее становился этот звон.Наконец Пассар поднял руку, остановился.
От неожиданности мы почти столкнулись.Перед нами метрах в ста качнулся и стал валиться высокий кедр; сначала он вроде бы застыл в наклонном положении, и казалось, что он еще выпрямится и его тупая, словно подстриженная небесным парикмахером, вершина снова появится в оголенном проеме.Но, помедлив какое-то мгновение, тяжелыми косматыми лапами погрозил он, опрокидываясь, небу и быстро пошел к земле, со свистом рассекая воздух, по-медвежьи с треском подминая долговязый орешник, и с пушечным грохотом ударился наконец оземь.Гулким стоном отозвалась земля, и долго, как смертный прах, парило в воздухе облако снежной пыли. И в наступившей тишине было жутко смотреть на этого поверженного недвижного, точно труп, лесного великана, на мотающиеся обломанные, как косталыжки, ветви орешника да трескуна, на пустой, как прорубь в пропасть, небесный проем, который еще мгновение назад закрывала кудлатая голова кедра.Возле высокого пня, похожего на лобное место, стоял вальщик в оранжевой каске с брезентовым, спадающим на плечи покрывалом.
На пне лежала бензопила, – совсем игрушечной казалась она на этом поперечнике, размером с хороший круглый столКак же вы ухитрились эдакую махину? – спросил я вальщика.
– Минут сорок провозился… С подпилом брал ее, с обоих концов… Натанцевался.
Вальщик – немолодой, густая темная борода на щеках заметно серебрилась, но был он плотный, коренастый и, видимо, немалой силы.
Однако я заметил, что пальцы у него дрожали; когда он скручивал цигарку, крупинки махры полетели на землю..Не владеют пальцы, — как-то извинительно улыбнулся он, перехватив мой взгляд.
— Как повалишь кедру — руки и ноги трясутся. Ничего не поделаешь.
От чего? От усталости?
- Да нет...Вроде оторопь берёт. Испуг не испуг, но сердце бьётся и что-то такое подкатывает под самый дых! Повалишь такое вот дерево, как живую душу сгубишь.
Пятнадцать лет уж как валю, а всё ещё оторопь берёт.
Пинегин похлопал вальщика по спине.
- Вот они, покорители тайги!
А зачем её покорять, тайгу-то? — спросил я Пинегина.
-Как зачем? Человек — хозяин своей земли! Да поймите же, дело не в рубке!.. Лес — это стройки, лес — это химия, лес — это валюта, наконец.
-И это по-хозяйски? — я указал на заломанные деревья.
-Ну, это пустяки... Зарастут, новые вырастут.
-Как можно говорить такие слова? -Кто в тайге живёт, знает — такое дело не зарастёт. Гнить будет, болеть будет... Короед появится.
Мы опять растянулись гуськом и шли за Пассаром. Ухающие раскатистые удары теперь раздавались где-то справа, но всё казалось, что вот-вот перед нами повалится очередной кедр... Затихли отдалённые глухие раскаты, видать, вальщики закончили
работу.
Ветра не было - ничто не шелохнётся. И только редко и жирно каркали вороны; они лениво перелётывали над протокой, садились на прибрежные кедры и сердито кричали на нас...