Сочинение по русскому ЕГЭ

(1)Искусство навсегда очаровало Фишера, наполнило его непреодолимой жаждой прекрасного. (2)После диссертации он несколько лет исследовал итальянское Возрождение, написал монографию о Микеланджело. (3)Безмерное величие захватывающего и высокого открывалось ему в каждом из великих деятелей прошлого, и он очень жалел, что так быстро идет время и так коротка человеческая жизнь. (4)Он не очень интересовался политикой, той беспокойной, хлопотливой жизнью, что бурлила, плыла, обгоняла его. (5)Учёного мало заботили дела и планы действительности: с детства он обособился от всего, что не составляло чарующих интересов искусства.

(6)Борис тогда не поверил, а она вскоре грянула и понесла, эта страшная, большая война. (7)Борис Фишер остановился на сорок восьмой странице своей новой монографии и больше уже не взялся за неё.

(8)В армии он почувствовал себя белой вороной, ни к чему не пригодным, самым незадачливым из всех в этой разноголосой, разноликой массе людей. (9)Он никак не мог научиться ходить в ногу, быстро вскакивать при подъеме, неуклюже, под громовой хохот товарищей отдавал честь, занятия по штыковому бою вконец обессиливали его. (10)Сначала он горько переживал всё это, болезненно сносил наскоки крикливых сержантов, каялся за пренебрежение военным делом в институте и думал, что он самый неспособный человек на земле. (11)Потом слегка освоился. (12)На фронте уже другие, большие страхи и заботы вытесняли болезненное самолюбие интеллигента. (13)Человек вдумчивый, он понимал, что в страданиях и муках медленно рождался в нем тот, кем он меньше всего готовился быть, рождался боец. (14)Но в то же время он почти с тревогой следил, как все меньше и меньше оставалось в нем от былого – от искусствоведа Фишера. (15)Грубая, страшная жизнь ежедневно и неумолимо стирала в его душе великую значимость искусства, которое все больше уступало пробуждавшимся инстинктам борьбы. (16)Выходило, что то высокое и вечное, чем дышал он почти тридцать лет, теперь, в этом военном хаосе, просто стало ненужным. (17)И тогда пришло затаённое сомнение, в котором он сегодня наконец признался себе: в самом ли деле искусство – то действительно великое и вечное, чему стоило отдать лучшие годы? (18)Не ошибся ли он, признав его своим единственным крестом, не вернее ли поступил брат, отдав времени и людям усилия другого порядка, усилия, воплотившиеся теперь в реальную силу, способную защитить мир?

(19)А вообще ему было нелегко, и он старался подбодрить себя, успокоить тем, что гении, творившие искусство вечного, – и Микеланджело, и Челлини, и Верещагин, и Греков – в свое время брались за шпагу, мушкетон или винтовку и шли в грохот батарей. (20)Видно, борьба за право существования была первичнее искусства, и ей, вероятно, суждено пережить его. (21)Этот неожиданный вывод слегка успокоил Фишера, и он почувствовал себя немного сильнее.

(22)Так постепенно проходила эта мучительная, сырая ночь. (23)Под утро Фишер прикорнул, будто провалился куда-то в мутную бездну мыслей о себе, старшине Карпенко, об историзме Вазари, новаторстве Микеланджело и о том, как все-таки ужасно трудно стать настоящим бойцом. (24)Пулеметная очередь вывела из полусонного забытья Фишера. (25)Ничего не понимая, он вскочил в окопе и тут же снова свалился на его дно, подкошенный болью в сведенных судорогой ногах. (26)Уже совсем рассвело, хотя поле и лес еще затягивала редкая пелена тумана. (27)Было тихо и сыро.

(28)И тогда из сумеречной дали, в которой исчезала дорога, прорвался, нарушив предутреннюю тишину, беспорядочный треск моторов. (29)У Фишера тревожно заныло в груди, ослабели руки. (30)Настороженным взглядом впился он в даль и почувствовал, что именно сейчас наступила минута, которая определит весь смысл его жизни.