Помогите с русским

Прочитайте речь И. Бродского в шведской королевской
академии при получении Нобелевской премии в 1987 году. Определите
тип речи по целевой установке, выделите использованные в тексте
тропы и фигуры речи. Укажите, с какой целью были использованы в
данном тексте эмоционально-выразительные средства.
Уважаемые члены Шведской академии, Ваши Величества, леди и
джентльмены, я родился и вырос на другом берегу Балтики, практически на
ее противоположной серой шелестящей странице. Иногда в ясные дни,
особенно осенью, стоя на пляже где-нибудь в Келломяки и вытянув палец на
северо-запад над листом воды, мой приятель говорил: «Видишь голубую
полоску земли? Это Швеция».
Конечно, он шутил: поскольку угол был не тoт, поскольку по законам
оптики человеческий глаз может охватить в открытом пространстве только
двадцать миль. Пространство, однако, открытым не было.
Тем не менее мне приятно думать, леди и джентльмены, что мы
дышали одним воздухом, ели одну и ту же рыбу, мокли под одним –
временами радиоактивным – дождем, плавали в одном море, и нам
прискучивала одна хвоя. В зависимости от ветра облака, которые я видел в
окне, уже видели вы, и наоборот. Мне приятно думать, что у нас было что-то
общее до того, как мы сошлись в этом зале.
А что касается этого зала, я думаю, всего несколько часов назад он
пустовал и вновь опустеет несколько часов спустя. Наше присутствие в нем,
мое в особенности, совершенно случайно с точки зрения стен. Вообще, с
точки зрения пространства, любое присутствие в нем случайно, если оно не
обладает неизменной – и, как правило, неодушевленной – особенностью
пейзажа: скажем, морены, вершины холма, излучины реки. И именно
появление чего-то или кого-то непредсказуемого внутри пространства,
вполне привыкшего к своему содержимому, создает ощущение события.
Поэтому, выражая вам благодарность за решение присудить мне
Нобелевскую премию по литературе, я, в сущности, благодарю вас за
признание в моей работе черт неизменности, подобных ледниковым
обломкам, скажем, в обширном пейзаже литературы.
Я полностью осознаю, что это сравнение может показаться
рискованным из-за таящихся в нем холодности, бесполезности, длительной
или быстрой эрозии. Но если эти обломки содержат хоть одну жилу
одушевленной руды – на что я нескромно надеюсь, – то, возможно,
сравнение это достаточно осторожное.
И коль скоро речь зашла об осторожности, я хотел бы добавить, что в
обозримом прошлом поэтическая аудитория редко насчитывала больше
одного процента населения. Вот почему поэты античности или Возрождения
тяготели ко дворам, центрам власти; вот почему в наши дни поэты оседают в
университетах, центрах знания. Ваша академия представляется помесью
обоих; и, если в будущем – где нас не будет, – это процентное соотношение
сохранится, в немалой степени это произойдет благодаря нашим усилиям. В
случае, если такое видение будущего кажется вам мрачным, я надеюсь, что
мысль о демографическом взрыве вас несколько приободрит. И четверть от
этого процента означала бы армию читателей, даже сегодня.
Так что моя благодарность вам, леди и джентльмены, не вполне
эгоистична. Я благодарен вам за тех, кого ваши решения побуждают и будут
побуждать читать стихи, сегодня и завтра. Я не так уверен, что человек
восторжествует, как однажды сказал мой великий американский
соотечественник, стоя, как я полагаю, в этом зале; но я совершенно убежден,
что над человеком, читающим стихи, труднее восторжествовать, чем над тем,
кто их не читает.