Ответы Mail.ru
Искусство и Культура
Архитектура, Скульптура
Живопись, Графика
Кино, Театр
Литература
Музыка
Прочие искусства
Лидеры категории
Лена-пена
М.И.
Y.Nine
•••
Искусственный Интеллект
Искусственный Интеллект
Искусственный Интеллект
Из советского журнала: вторая половина восьмидесятых. Назовите автора этих шести стихотворений.
Алекс Влад-ич
(58),
открыт
2 дня назад
Дополнен 2 дня назад
ОТВЕТ НА ВОПРОС:
Автор стихотворений: Елизавета Кремнева
Источник: «Крестьянка» (ежемесячный общественно-политический и литературно-художественный журнал), №3 / 1990. М.: Издательство «Правда», 1990. Стр. 30, 31.
На фото: Елизавета Кремнева
(«Крестьянка», №3 / 1990)
Об авторе этих поэтических строк в Интернете не найдено никакой информации. Вместо краткой биографический справки об этой поэтессе публикую предисловие к стихотворениям Е.Кремневой из журнала «Крестьянка» (№3 / 1990). Автор текста — Галина Щербакова.
«ЖИЗНЬ НЕ ОБИДЕЛА МЕНЯ...
(Памяти Лизы Кремневой)
Не может не быть бессмертия души. Иначе — бессмыслица. Расточительность и идиотизм. Умирают гениальные мастера, которым не дали в руки дела. Мудрецы, которым кляпом заткнули рот. Умирают многодетные матери, не родившие ни одного ребенка. Трагедия невоплощенности, не завершись она справедливо где-то там, должна была бы разорвать человечество в клочья. Но мы живем. И уходим так часто, не сделав и толики того, что билось в душе. Для чего-то билось!
"Мы суетимся на пути к себе,
По сторонам глазеем то и дело,
И прозреваем, не достигнув цели,
Когда душа донашивает тело".
Умерла Лиза Кремнева, журналистка, когда-то работавшая в "Крестьянке", и сейчас, когда я пишу эти строки, думаю, какое счастье, что она в ней работала, а потому и имеет право на эти несколько прощальных страниц. Не будь "Крестьянки", куда бы я с ними подалась?
Лиза оставила после себя четыре странички аккуратно перепечатанных стихов — разве она писала стихи? Просьбу отпеть ее в церкви — представляю и понимаю некую неловкость для райкома КПСС, в котором она работала. Письмо-записку, в котором мелькнули слова: я жила хорошо! — и наше, поверьте, всеобщее, сочувствие по этому поводу. Если это хорошо, то что тогда плохо?
Автор стихотворений: Елизавета Кремнева
Источник: «Крестьянка» (ежемесячный общественно-политический и литературно-художественный журнал), №3 / 1990. М.: Издательство «Правда», 1990. Стр. 30, 31. На фото: Елизавета Кремнева («Крестьянка», №3 / 1990)
Об авторе этих поэтических строк в Интернете не найдено никакой информации. Вместо краткой биографический справки об этой поэтессе публикую предисловие к стихотворениям Е.Кремневой из журнала «Крестьянка» (№3 / 1990). Автор текста — Галина Щербакова.
«ЖИЗНЬ НЕ ОБИДЕЛА МЕНЯ...
(Памяти Лизы Кремневой)
Не может не быть бессмертия души. Иначе — бессмыслица. Расточительность и идиотизм. Умирают гениальные мастера, которым не дали в руки дела. Мудрецы, которым кляпом заткнули рот. Умирают многодетные матери, не родившие ни одного ребенка. Трагедия невоплощенности, не завершись она справедливо где-то там, должна была бы разорвать человечество в клочья. Но мы живем. И уходим так часто, не сделав и толики того, что билось в душе. Для чего-то билось!
"Мы суетимся на пути к себе,
По сторонам глазеем то и дело,
И прозреваем, не достигнув цели,
Когда душа донашивает тело".
Умерла Лиза Кремнева, журналистка, когда-то работавшая в "Крестьянке", и сейчас, когда я пишу эти строки, думаю, какое счастье, что она в ней работала, а потому и имеет право на эти несколько прощальных страниц. Не будь "Крестьянки", куда бы я с ними подалась?
Лиза оставила после себя четыре странички аккуратно перепечатанных стихов — разве она писала стихи? Просьбу отпеть ее в церкви — представляю и понимаю некую неловкость для райкома КПСС, в котором она работала. Письмо-записку, в котором мелькнули слова: я жила хорошо! — и наше, поверьте, всеобщее, сочувствие по этому поводу. Если это хорошо, то что тогда плохо?
Дополнен 2 дня назад
Бесквартирье и безденежье молодости, долгое одиночество, десять лет тяжелой болезни — это хорошо? Но человек своей рукой написал:
"Не жизнь обидела меня,
Страдаю счастьем".
Но ведь страдаю — читают одни!
Но ведь счастьем — читают другие!
Я вот и девять, и сорок дней ее отмолила, а несколько отмеренных мне страниц написать не могу. Будто дышит она у меня за спиной и не то что одергивает — она сроду никого не одергивала, — а вот мешает мне сказать какие-то вполне правдивые, искренние слова о том, как она подняла на ноги племянников, оставшихся без матери, как была нежна со своей старенькой мамой, как возилась с моими малыми детьми, а потом с другими малыми других своих подруг, их целая куча, чужих, обласканных ею и уже выросших детей.
"Не то, не то! — говорит мне через плечо Лиза. — Так обо всех умерших говорят. Такое принято говорить. Скажи другое..."
Что, Лиза?
Вот я выбираю лучшие из твоих никем не читанных стихов.
"Только скрылось твое лицо
За окошком вагонным —
Потускнел мир вещей..."
Выбираю и думаю: я ведь ничего не знала о твоей любви. Ничего! Мы ведь были такие аскетично-замундиренные в этой теме, и, как я теперь понимаю, обе по высокомерию. Я по причине собственной благополучной семейности считала, что невеликодушно с моей стороны с тобой говорить об этом. Ты, со своей стороны, думала, видимо, то же самое. Потому что... потому что я после своих сорока о любви уже не писала, а ты писала. Получается, что я в проигрыше? И ты это знала.
За полчаса до смерти она попросила, чтобы ее отпели. Как хорошо, что изменилось время и мы могли осуществить это желание Лизы собрать нас в церкви! Она, бывший партийный работник, журналистка, то, что называется, деловая женщина, последними своими словами призвала нас именно сюда.
"Не жизнь обидела меня,
Страдаю счастьем".
Но ведь страдаю — читают одни!
Но ведь счастьем — читают другие!
Я вот и девять, и сорок дней ее отмолила, а несколько отмеренных мне страниц написать не могу. Будто дышит она у меня за спиной и не то что одергивает — она сроду никого не одергивала, — а вот мешает мне сказать какие-то вполне правдивые, искренние слова о том, как она подняла на ноги племянников, оставшихся без матери, как была нежна со своей старенькой мамой, как возилась с моими малыми детьми, а потом с другими малыми других своих подруг, их целая куча, чужих, обласканных ею и уже выросших детей.
"Не то, не то! — говорит мне через плечо Лиза. — Так обо всех умерших говорят. Такое принято говорить. Скажи другое..."
Что, Лиза?
Вот я выбираю лучшие из твоих никем не читанных стихов.
"Только скрылось твое лицо
За окошком вагонным —
Потускнел мир вещей..."
Выбираю и думаю: я ведь ничего не знала о твоей любви. Ничего! Мы ведь были такие аскетично-замундиренные в этой теме, и, как я теперь понимаю, обе по высокомерию. Я по причине собственной благополучной семейности считала, что невеликодушно с моей стороны с тобой говорить об этом. Ты, со своей стороны, думала, видимо, то же самое. Потому что... потому что я после своих сорока о любви уже не писала, а ты писала. Получается, что я в проигрыше? И ты это знала.
За полчаса до смерти она попросила, чтобы ее отпели. Как хорошо, что изменилось время и мы могли осуществить это желание Лизы собрать нас в церкви! Она, бывший партийный работник, журналистка, то, что называется, деловая женщина, последними своими словами призвала нас именно сюда.
Дополнен 2 дня назад
А теперь скажите: а куда еще? В каком месте еще мы хоть на минуту можем отвлечься от методично убивающей нас действительности, от разъедающей ненависти и злобы, от парализующих нас суетности и страха? Да нет такого места! Мы заводимся с пол-оборота, мы агрессивны, мы плохие, что уж там говорить... Ну ладно, будто сказала нам Лиза, ладно, я все знаю, но попробуйте помолчать. Я вас прошу.
С Лизой было покойно. С ней возникало чувство тверди, устойчивости. И это оставалось всегда — даже на расстоянии. Позвонишь, а в трубке ее голос, мягкий, с иронией: "Ну, как там вы все? Живы?" Ничего больше, а легче.
Никогда не сплетничали, не перемывали косточки, не обсуждали, что почем. В фартуках, с намыленными руками — всегда о чем-то, что выше быта. Иногда она уходила, а я думала: что мы с ней взбираемся на ходули, ну, можно же про простое, бабье? Но она приходила снова, и мы — в темноте сущности — взмывали с ней на какие-то философские высоты. Посмотреть со стороны — дуры дурами. А трепыхались, а искали, а радовались, когда додумывались до такой, к примеру, простой вещи — зло наказуемо при жизни. Добро ростки может дать еще потом, потом, а зло получает по рукам довольно быстро. Но в этом — открытие! — его и сила. Оно всегда молодое — зло. Всегда в творческом возрасте.
Любили ходить с ней смотреть работы самодеятельных художников в Измайлово.
— Видишь? — говорила. — Он (портретист) всегда рисует только себя. Смотри, у него и старухи — он, и дети — он. И даже улица — он. Из него ничего не получится.
Мы тут же заводились. Два вида отношений между людьми. В другом видишь себя. Это низший уровень. В другом видишь другого. Это уже верх.
Как ты видишь меня?
Как я вижу тебя?
Ведь так легко любить себя самого и как непросто — совсем другого.
С Лизой было покойно. С ней возникало чувство тверди, устойчивости. И это оставалось всегда — даже на расстоянии. Позвонишь, а в трубке ее голос, мягкий, с иронией: "Ну, как там вы все? Живы?" Ничего больше, а легче.
Никогда не сплетничали, не перемывали косточки, не обсуждали, что почем. В фартуках, с намыленными руками — всегда о чем-то, что выше быта. Иногда она уходила, а я думала: что мы с ней взбираемся на ходули, ну, можно же про простое, бабье? Но она приходила снова, и мы — в темноте сущности — взмывали с ней на какие-то философские высоты. Посмотреть со стороны — дуры дурами. А трепыхались, а искали, а радовались, когда додумывались до такой, к примеру, простой вещи — зло наказуемо при жизни. Добро ростки может дать еще потом, потом, а зло получает по рукам довольно быстро. Но в этом — открытие! — его и сила. Оно всегда молодое — зло. Всегда в творческом возрасте.
Любили ходить с ней смотреть работы самодеятельных художников в Измайлово.
— Видишь? — говорила. — Он (портретист) всегда рисует только себя. Смотри, у него и старухи — он, и дети — он. И даже улица — он. Из него ничего не получится.
Мы тут же заводились. Два вида отношений между людьми. В другом видишь себя. Это низший уровень. В другом видишь другого. Это уже верх.
Как ты видишь меня?
Как я вижу тебя?
Ведь так легко любить себя самого и как непросто — совсем другого.
Дополнен 2 дня назад
У нас с ней бывали минуты полного взаимного непонимания, ну прямо пропасть. Но мы ни разу в эту пропасть не упали навсегда. Лиза, человек деревенский, была умнее меня на коллективизацию и много раньше меня поняла, как мучительно больна наша Родина, и поняла зависимость благополучия родных и близких от ее здоровья. Больной — она не предъявляла ей счет. Я же еще винила Россию в ее болезнях.
Бесконечны воспоминания... И Лиза стоит рядом. Читает через плечо. Дальше пойдут строчки ее стихотворений. Ни на что они не претендуют, и не в этом суть... Хотя среди них есть пронзительные. Никто не знал, что она пишет стихи. Никто! Как же может быть не бессмертной душа, в которой столько живого и деятельного?
(Галина Щербакова)»
Бесконечны воспоминания... И Лиза стоит рядом. Читает через плечо. Дальше пойдут строчки ее стихотворений. Ни на что они не претендуют, и не в этом суть... Хотя среди них есть пронзительные. Никто не знал, что она пишет стихи. Никто! Как же может быть не бессмертной душа, в которой столько живого и деятельного?
(Галина Щербакова)»
1 ответ
Похожие вопросы
Ни покоя тебе, ни сна,
То дожди осенние моют,
То нахлынет весна.
Ну, а лето — совсем неистово:
Лодки, яхты и катера...
В родниках воду мутят туристы,
И пылают костры до утра.
Ты стараешься быть приветливым,
У Всевышнего просишь сил,
Чтоб костры, от темна до рассвета
Тебя жгущие, погасил,
Лишь зимою причал опустеет,
Отдохнет от незванных гостей.
Припорошат тропинки метели,
Отвлекут от никчемных затей.
У природы нет людей безгрешных.
Каждый совершает собственный проступок,
Каждый наказаньем за него отмечен,
Как стрелою с ядом из тугого лука.
Но по неизвестным на земле причинам
Женщина пронзается стрелою
Несравненно чаще грешника-мужчины,
За любовь с них взыскивается строго,
За измену взыскивается втрое,
Но ничто с мечтой их светлой не разлучит,
Не обманет близким предвкушеньем рая:
Знают, кого любят, того больше мучат...
Все стерпеть сумеют, все перестрадают.
Мой возраст, в котором все чаще теряют,
Тот возраст, в котором все реже находят,
Лучисто улыбка твоя озаряет.
Она мне, как счастье, ниспослана Богом.
Есть поверье: время лечит.
Только ты не верь тому поверью.
Давят непомерной тяжестью на плечи
Каждая разлука, каждая потеря.
Все кружат, все кружат нас пестрые вихри.
Все ýже, все ýже дорога друг к другу.
Все реже, все реже ведут нас дороги
К тому, кто нам близок, к тому, кто нам дорог.
Несмело в сознанье надежда стучится —
Выпасть из вихря незримой частицей.
Мои просьбы выполняли поезда,
Увозили на озера и в леса.
Самолеты сквозь заоблачную высь
Доставляли в Красноярск, Новосибирск,
Где не мучили вопросами друзья,
Где на суетность посетовать нельзя.
Равнодушны там и улицы ко мне,
Как деревья к старой каменной стене.
...Шторм на Балтике и в селах тишина
От тревоги не избавили меня.
Все ищу и не могу покой найти.
Суетою заросли к нему пути.
Стихотворения, размещенные выше, были напечатаны в одном из журналов в 80-х годах прошлого века. Кто автор этих стихотворений?