Правда ли что есть неофициальная, не вышедшая концовка война и мир?

Question

Правда ли что есть неофициальная, не вышедшая концовка война и мир?

Падший Кaпитан Зoмби-Мaгов Просветленный (32758), закрыт 1 месяц назад

И что Лев Николаевич писал её уже будучи босой, в горячке, идущий по шпалам, кидая каждый лист черновика, едва дописав , принимался за новый, а покончив с ним, бросал вновь и брал ещё. Вот так, по следам из листов и нашли писателя. Лев Николаевич сжимал последнюю страницу в побелевшей руке. И именно на ней была вся соль.
Весь черновик был собран, и, по слухам, долгое время лежал под посмертной маской Льва Николаевича, одному Богу только известно, что рукопись вбирала в себя всё это время.
Рассказал мне один доцент с филологического. В дрова пьяный и едва ворочающий язык.
Было такое? Или наврал доцент?

Answer 1

НЕ совсем так. Л.Толстой, помимо прочих состоял в переписке с О.Генри и однажды пожаловался ему на кризис идей. О.Генри был парень отзывчивый и махом настрочил для своего кумира финал романа.
Со слов литературного секретаря Толстого известно лишь , что классик запершись у себя в кабинете, читал и перечитывал творение О.Генри всю ночь, после чего бросил рукопись в камин. Утром же, выйдя к завтраку в весьма растрепанном виде , заявил:.
-О.Генри, конечно мужчина замысловатый, но оставлю-ка я лучше все как и хотел. Боливар не вынесет двоих!

Answer 2

Правда.
Но поезд переехал босого. Черновик не нашли.

Answer 3

А с чего вдруг босой-то?! На нём были теплые сапожки. Да и одет он был тепло... Софья Андреевна перед тем, как вытолкать его из дома, даже шарфик ему на два узла завязала потуже...

Answer 4

Лучше всего об этом написал он сам: Я бесчисленное количество раз начинал и бросал писать ту историю из 12-го года, которая всё яснее, яснее становилась для меня и которая всё настоятельнее и настоятельнее просилась в ясных и определенных образах на бумагу. То мне казался ничтожным прием, которым я начинал, то хотелось захватить все, что я знаю и чувствую из того времени, и я сознавал невозможность этого, то простой, пошлый, литературный язык и литературные приемы романа казались мне столь несообразными с величественным, глубоким и всесторонним содержанием, то необходимость выдумкою связывать те образы, картины и мысли, которые сами собою родились во мне, так мне становились противны, что я бросал начатое и отчаивался в возможности высказать всё то, что мне хотелось и нужно высказать. Но время и силы мои уходили с каждым часом, и я знал, что никто никогда не скажет того, что я имел сказать, не потому, что то, что я имел сказать, было очень важно для человечества, но потому, что известные стороны жизни, ничтожные для других, только я один, по особенности своего развития и характера (особенности, свойственной каждой личности), считал важным. Больше всего меня стесняют предания, как по форме, так и по содержанию. Я боялся писать не тем языком, которым пишут все, боялся, что мое писанье не подойдет ни под какую форму, ни романа, ни повести, ни поэмы, ни истории, я боялся, что необходимость описывать значительных лиц 12-го года заставит меня руководиться историческими документами, а не истиной, и от всех этих боязней время проходило, и дело мое не подвигалось, и я начинал остывать к нему. Теперь, помучавшись долгое время, я решился откинуть все эти боязни и писать только то, что мне необходимо высказать, не заботясь о том, что выйдет из всего этого, и не давая моему труду никакого наименования.

Источник: http://tolstoy.lit-info.ru/tolstoy/chernoviki/vojna-i-mir/nachalo-stranica-1.htm