А кто-то знает, что по чём, Но как всегда он ни при чём- Молчал о том, за что прощён, И потому он обречён На исповедь циничной суке, Что бьёт в упор и режет руки В забаве безысходной муки. И не уйти от злой подруги. А кто-то знает, что не прав- Краплённых карт полон рукав. Ленивой совести удав Ему расскажет, кто был прав. Ей всё равно. Она- палач. И, зная, знаешь, плачь не плачь. Он зря бежал от неудач, Ведь совесть не заткнуть, куда ни спрячь.
А кто-то знает, что не никто он, Хотя назвался фараоном, Не заслужив ни права трона, Ни позолоченной короны. Устала совесть, просто спит Среди помпезных пирамид. Какой прекрасно наглый вид- Спит совесть, алчность бдит. Но не убить, не задушить, Не уничтожить, не зарыть. Она, проснувшись, станет бить, Крушить и рвать нейронов нить. Надежда лжёт, любовь- шалава, А вера потеряла право- Гниют три трупа в степных травах... А совесть, сука, о трёх главах!
А кто-то знает, что по чём,
Но как всегда он ни при чём-
Молчал о том, за что прощён,
И потому он обречён
На исповедь циничной суке,
Что бьёт в упор и режет руки
В забаве безысходной муки.
И не уйти от злой подруги.
А кто-то знает, что не прав-
Краплённых карт полон рукав.
Ленивой совести удав
Ему расскажет, кто был прав.
Ей всё равно. Она- палач.
И, зная, знаешь, плачь не плачь.
Он зря бежал от неудач,
Ведь совесть не заткнуть, куда ни спрячь.
А кто-то знает, что не никто он,
Хотя назвался фараоном,
Не заслужив ни права трона,
Ни позолоченной короны.
Устала совесть, просто спит
Среди помпезных пирамид.
Какой прекрасно наглый вид-
Спит совесть, алчность бдит.
Но не убить, не задушить,
Не уничтожить, не зарыть.
Она, проснувшись, станет бить,
Крушить и рвать нейронов нить.
Надежда лжёт, любовь- шалава,
А вера потеряла право-
Гниют три трупа в степных травах...
А совесть, сука, о трёх главах!