Серебро под кожей
Зима пришла в деревню не просто холодом — тишиной. Такой, от которой в ушах звенит. В доме на краю леса жил Андрей, бывший лесник, ныне — затворник. Он редко выбирался в деревню, дрова колол один, ел мало, пил крепко, но меру знал.
Однажды, когда мороз сковал окна узорами, он заметил крысу. Серая, с блестящей шерстью, она смотрела на него со стола, держа в лапках сухарик. Он не прогнал её. В те глаза — тёмные, внимательные — было трудно не вглядеться. Она вернулась на следующий день. И на третий. Он назвал её Рыска.
Так они и жили. Он говорил, она слушала. Иногда садилась на плечо, грелась у сердца. Он привык. Нет — он начал жить.
Однажды пришла буря. Несколько дней он не мог выйти, еда заканчивалась, печь гасла быстро. Рыска исчезла. Андрей думал, что с ней что-то случилось, и впервые за долгое время почувствовал страх не за себя.
Но ночью, когда дрова уже почти догорели, он проснулся. В полутьме комнаты, освещённой угасающим светом печки, силуэт у кровати будто светился изнутри. Она сидела, обернувшись к нему — женщина, голая, как первый снег. Волосы струились по плечам — серебристые, мягкие, падали по спине до поясницы. В отблесках огня кожа казалась полупрозрачной, как тонкий лёд над рекой.
Она была высокой, гибкой — в её теле чувствовалась хищная грация. Грудь — полная, мягкая, с чуть розоватыми сосками — дрожала при каждом вдохе. Её изгибы были естественными, не показными, а живыми: округлые бёдра, тонкая талия, плавная линия шеи, ключицы, на которых можно было оставить след поцелуем. Она смотрела на него — не стесняясь, не прячась, как будто это тело было не новым, а давно желанным.
— Ты… — прошептал он.
— Я была проклята, — сказала она хрипло. — И ты снял это проклятье. Теплом. Молчанием. Тем, как смотрел на меня, не как на зверя.
Она подошла ближе, и в её движениях было всё: и звериная осторожность, и человеческая тоска. Она села рядом, легла, прижалась кожей к его груди. Он обнял её — не с вожделением, а с благоговением. И всё остальное пришло само. Нежность. Тишина. Медленное, глубокое слияние — не просто тел, но одиночеств, боли, надежды.
Они были вместе. Без слов. Без лишнего. Только она и он — и ночь, ставшая теплее.
Когда утро пришло, она не исчезла.
Андрей встал первым, подбросил дров в печь и вернулся в постель, где она спала, свернувшись клубком, как раньше — только теперь уже в теле женщины, с тем же серебром под кожей.