Капитализм — машина Судного дня, которая может уничтожить всё живое на Земле

Дэвид Флеминг, покойный британский экономист, сделал множество блестящих открытий. Одно из них, привлекшее моё внимание в последнее время, связано с капиталом.

Флеминг выделил шесть видов капитала (природный, человеческий, социальный, научный/культурный, материальный и финансовый) и отметил, что все шесть видов могут использоваться двумя способами: как базовый капитал (для поддержания общества) или как капитал роста (для увеличения численности населения и потребления).

Вот в чём суть его идеи: здоровое общество сохраняет свой основной капитал, но периодически уничтожает или истощает капитал, который можно было бы использовать для роста.

Современным людям это кажется безумием — всё равно что сжигать кучи бумажных денег. Зачем обществу это делать? Просто потому, что здоровое общество понимает, что безудержный рост — это самоубийство.

Когда численность населения и уровень потребления превышают экологическую ёмкость среды, голод (или болезни, или война) вмешиваются, чтобы «подстричь» общество. Если перекос велик, «стрижка» будет настолько интенсивной, что её можно будет назвать «крахом». А этого следует избегать.

Как здоровые общества разрушают свой потенциал роста? Иногда просто устраивая большую вечеринку. В небольших обществах с полупостоянными поселениями, которые существовали за счёт садоводства, обычно устраивались ежегодные празднества, на которых съедались излишки еды, а одежда и другие вещи раздавались или сжигались.

«Большой человек», самый престижный член общества, сохранял своё положение, раздавая или уничтожая практически всё, что у него было. Примером этой культурной особенности были потлач-пиры коренных американцев на Тихоокеанском Северо-Западе.

Более сложные доиндустриальные общества тратили огромные средства на строительство пирамид или соборов, а также на изготовление бесполезных украшений и интенсивную подготовку к длительным карнавалам. Все эти занятия, помимо прочего, помогали молодым людям, которые чаще всего являются нарушителями спокойствия в любом обществе, выплеснуть лишнюю энергию.

В небольших сообществах с простой социальной структурой и примитивными технологиями рост в краткосрочной перспективе самоограничивается, поэтому такие сообщества с большей вероятностью уничтожают свой капитал роста.

В больших сообществах со сложной социальной структурой и технологиями саморазрушительные последствия роста проявляются медленнее, потому что ресурсы можно импортировать издалека, поэтому людям в таких сообществах легче игнорировать потенциальную опасность и давить на педаль газа ради головокружительных мгновенных ощущений, которые даёт рост.

Современное индустриальное общество делает прямо противоположное тому, что делает здоровое общество: оно потребляет свой важнейший базовый капитал (особенно природные ресурсы — леса, рыбные запасы и полезные ископаемые) и использует все шесть форм капитала для обеспечения устойчивого роста.

Капитализм можно определить как преднамеренное и систематическое поощрение обществом накопления капитала для роста с помощью денег и долгов, обеспечение прав частной собственности (особенно на землю и природные ресурсы), а также распространение стимулов и мер защиты для инвесторов. Как только этот динамичный набор механизмов приводится в действие, он, как правило, становится самоподдерживающимся по причинам, которые я объясню чуть позже.

Примитивная машина для роста была изобретена примерно 5000 лет назад с появлением государственных обществ, денег, письменности и рабства. В истории по крайней мере дважды возникала капиталистическая версия с усиленной подпиткой: в Китае в XI веке (хотя она была быстро остановлена традиционными властями, которые видели в ней угрозу своей власти) и в Европе, начиная с XVI века (где растущий класс торговцев в конечном итоге одержал победу над церковными и аристократическими противниками).

Если общество географически ограничено, систематическое поощрение накопления капитала, способствующего росту, приводит лишь к локальному превышению или краху. Как только процесс запускается, конечный результат неизбежен. Но теперь механизмы роста общества стали глобальными во многих важных аспектах, и последствия его роста также глобальны (см. изменение климата).

Сетевая экономика стала своего рода суперорганизмом с коллективным метаболизмом и присущим ему стремлением к расширению любой ценой. Это означает, что коллапс будет глобальным — своего рода судный день, после которого продолжение человеческого эксперимента может оказаться очень трудным. Скорее всего, выживут люди и нелюди, но их может быть мало, они могут быть несчастны и неспособны к значимому экологическому или социальному восстановлению, возможно, в течение многих веков, если вообще когда-либо смогут.

Машины Судного дня были неотъемлемой частью научной фантастики 1950-х годов и футуристических военных планов (например, в классическом фильме Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав» 1964 года в сюжете фигурирует машина Судного дня).

По сути, машина Судного дня — это теоретическое устройство, достаточно мощное, чтобы уничтожить всё живое на Земле. Во многих вымышленных сценариях, как только таймер машины начинает обратный отсчёт, любая попытка обезвредить устройство приводит к его немедленной детонации.

Промышленный капитализм напоминает эту машину Судного дня. Если позволить ей продолжать «обратный отсчёт» до самого конца, она поглотит почти все ресурсы Земли и естественную среду обитания, а также переполнит сточные канавы. Такого исхода никто не пожелает.

Но мы все стали зависимы от этой машины, от которой зависят наши средства к существованию, и если остановить её, это приведёт к экономическому краху и погрузит миллиарды людей в нищету и голод.

Итак, все хотят, чтобы экономика росла, а значит, чтобы машина продолжала двигаться к своему неизбежному разрушению. Но чем дольше продолжается рост, тем масштабнее будет окончательный крах. Всё наше общество и есть машина, а мы — шестерёнки в её механизмах.

Не случайно машина глобального промышленного капитализма, несущая гибель всему живому, была создана в основном за счёт не только способности природы к дальнейшему функционированию, но и труда беднейших слоёв человечества, на которых разрушение этой машины повлияет в первую очередь.

Как отмечает Джейсон Хикел в кратком и резком интервью, «страны Глобального Юга обеспечивают около 80% рабочей силы и ресурсов, которые идут на развитие мировой экономики, и при этом люди, предоставляющие эту рабочую силу и эти ресурсы, получают около 5 процентов дохода, который ежегодно генерирует мировая экономика».

По иронии судьбы, машина Судного дня, в которой мы живём, была сконструирована с самыми благими намерениями.

Консьюмеризм, система, в которой реклама и потребительский кредит стимулируют постоянно растущий спрос на промышленные товары, был изобретён бизнес- и правительственными элитами в 1930-х годах как решение вполне реальных проблем перепроизводства и неполной занятости, которые были побочными эффектами более раннего экономического роста (как однажды сказал журналист Эрик Севарейд, «главная причина проблем — это решения»).

Теперь «зелёный» рост преподносится как решение проблем, возникших в результате использования ископаемого топлива, которое само по себе было решением всевозможных проблем, включая стагнацию сельскохозяйственного производства из-за необходимости в дополнительных источниках азота.

Почти все хотят, чтобы экономический рост ускорился, чтобы решить наши проблемы в краткосрочной перспективе, даже если в долгосрочной перспективе ситуация станет намного хуже. Но никто не хочет оказаться рядом, когда таймер достигнет нуля.

Есть ли какой-нибудь выход из этой ситуации?

Немногие понимают, что они находятся в машине Судного дня. Но те, кто понимает, естественно, чувствуют ответственность за то, чтобы выбраться самим и помочь другим так, чтобы минимизировать общий ущерб и разрушения. Помните: чем раньше остановится машина, тем меньше будет жертв; однако внезапная остановка машины сейчас приведёт к жертвам раньше, чем позже. Какая стратегия имеет наибольший смысл?

Перепроектируйте и реформируйте машину. Теоретически, можно постепенно разобрать машину изнутри, перепроектировать и заменить каждый из ее компонентов на тот, который, по крайней мере, имитирует работу здоровой культуры, — и все это в то время, когда машина еще работает. Через некоторое время все изменится, и никто не почувствует серьезных неудобств. Как это может работать? В каждой отрасли нынешнюю линейную экономическую модель (от добычи полезных ископаемых до производства и утилизации отходов) можно сделать более замкнутой (повторное использование и переработка; бесконечный цикл). Мы могли бы заменить ископаемое топливо источниками энергии с низким уровнем выбросов углерода. Мы могли бы изменить глобальную экономическую систему, которая систематически и намеренно направляет богатство в одни страны, усиливая бедность в других. В то же время мы могли бы заменить экономические показатели (в частности, ВВП), способствующие росту потребления ресурсов, альтернативными показателями (такими как валовое национальное счастье), способствующими повышению качества жизни. Эту стратегию наиболее активно отстаивают экономисты-экологи, а также защитники репродуктивных прав женщин и сторонники широкого спектра экологических норм.

Создавайте альтернативы. Некоторые люди придерживаются стратегии создания сообществ, которые в большей степени соответствуют принципам здоровой культуры. Они надеются, что по мере того, как машина будет всё больше демонстрировать признаки неизбежного краха, люди откажутся от неё в пользу альтернатив. Машина всё равно самоуничтожится, но выживших будет больше, и они уже будут обладать некоторыми навыками, необходимыми в ситуации после коллапса. Среди тех, кто выступает за такой образ действий, — лидеры движений за экопоселения, кедрозвонство, пермасектантство, переход и экономическую локализацию.