Труд шахтёра тяжёл и опасен. Тем более опасен, что смертельный враг спустившегося под землю человека не имеет ни цвета, ни запаха. Рудничный газ – метан, который скапливается в породных пустотах, отработанных штреках, под кровлей действующих выработок – не обнаружить, как ни приглядывайся. А чуть зазевался, расслабился… Малейшая искорка, и газ моментально становится «гремучим» . Взрыв, огонь, обрушение породы… Шансов выжить у шахтёров рабочей смены, что находится в забое, – практически никаких.
И эта необъявленная война между шахтёрами и рудничным газом идёт с незапамятных времен. С той самой поры, когда человек первый раз спустился под землю для того, чтобы поднять на гора первую партию ископаемого топлива.
Конечно, нельзя сказать, что шахтёры сидели сложа руки и не умели отслеживать своего врага. Был у них в этом деле один маленький, но верный помощник. Тот самый, относящийся к большой и многочисленной группе, всех членов которой мы нынче называем биологическими индикаторами. Небольшая жёлтенькая птичка из семейства вьюрковых. Канарейка.
Клетку с этой птичкой шахтёры брали с собой под землю. И пока канарейка спокойно прыгала по клетке с жёрдочки на кормушку и обратно, время от времени нарушая тишину подземелья своей нехитрой песенкой, – можно было работать спокойно. Рудничного газа в забое по точным данным птичьего газоконтрольного поста не было. Но как только канарейка замолкала, начинала проявлять беспокойство, а то и падала бездыханной на пол клетки… Из забоя, во избежание непоправимого, нужно было незамедлительно уходить.
Правда, вовремя сделать это удавалось не всегда. Малейший открытый огонь – масляная лампа, факел, свеча, зажжённая спичка – и… Взрыв, огонь, обрушение породы…
Что-то очень похожее произошло в 1812 году и на одной из шахт в окрестностях Ньюкасла. Буквально за несколько секунд погибло больше ста человек. Несколько сотен на всю жизнь стали инвалидами. Это была одна из самых страшных техногенных катастроф того времени.