Скиньте пожалуйста какие-нибуть грустные стихи о войне!

РАССТРЕЛЯННЫМ ДЕТЯМ.

«Сегодня утром был ликвидирован
детский дом «Колони анфан» в Изье-Эне. »
(из документов Нюрнбергского процесса) .

Жан-мари, Мария, Марта…
Как печальны имена.
Жан-Мари, Мария, Марта,
кем вы стали для меня?
Жан-Мари, Мария, Марта,
скрыло время жизнь и свет.
Имена – Мария, Марта,
Жан-Мари… Вас больше нет!
Жан-Мари, Мария, Марта,
вскрикнуть не позволит смерть!
Автоматы, автоматы…
Больно. Больно. Холод. Смерть.

Фотография троится.
Жан-Мари, так не случится –
снова смерть не повторится,
не обезобразит лица
автомата резкий треск,
и не охнет сонный лес!
Ах, Мария, Маша, Маша,
Марта, Катерина, Паша,
выраженье ваших глаз
так спокойно, словно чаша
смерти не коснулась вас.

Жан-Мари, Мария, Марта,
а непрожитая жизнь –
невозвратна, неоплатна.
Смерть под дулом автомата,
под прицельным смертным криком —
небо, поле, няня, Мика,
Жан-Мари… И повилика
Наклонилась. Поклонись!

Только та, что рядом с вами,
ей бы тоже жить да жить,
только та – всё понимала,
крепко-крепко обнимала,
быстро-быстро говорила
вам, чтоб только говорить:
«Жан-Мари, Мария, Марта,
дети, что вы? Всё прекрасно!
И не плачьте и не бойтесь.
Стойте прямо, гордо стойте,
так, как ласточка в полёте
замирает в тишине,
тихо, дети,
верьте мне! »

Только детские ключицы
выпирали из темницы
тела хрупкого
и стоны губ не тронули немых…
Лес навеки содрогнулся
и проснулся, и проснулся
от предзимней сладкой спячки,
содрогнулся и затих
в скорби вечной,
в скорби страшной
и глаза зажмурил крепко,
чтоб не рухнуть, видя их…

Жан- Мари, Мария, Марта,
если кану безвозвратно,
если кану без следа,
памятью о вашей боли
всколыхнётся сине море,
чёрно-синяя вода.
И застынет навсегда,
словно горе, горе, горе,
человеческое море!. .
Только жизнь не повторится.
Явь страшнее, горше сна!
Словно смерть, висит таблица,
На таблице – имена:
Жан-Мари, Мария, Марта…

Елена Ананьева.