Я очень люблю читать произведения русских классиков. В что оставят, в качестве наследия, современные "наши классики"?

«Слухай, Мовша, до тебя пан приехал. Где ты тут? Откуда-то поспешно
выскочил низенький, светлобородый еврей в высоком картузе и вязаной жилетке
табачного цвета. Он что-то дожёвывал на ходу и суетливо вытирал рот рукой.
Добрый вечер, пане, сказал он и тотчас же закачал головой, зачмокал губами.
Тце, тце, тце. . Ой, как пан смерз, не дай бог! Позвольте, мине вашу шубу, я её
повешу на гвоздь. Пан прикажет самовар? Может, что-нибудь покушать? Ой, вэй,
как пан смёрз! Когда очки Кашинцева отошли в тепле, он оглянулся кругом.
Большая комната, с кривыми окнами и земляным полом, была вся вымазана
светло-голубой известкой, которая в иных местах отвалилась большими кусками,
обнаружив переплет из деревянной драни. Вдоль стен тянулись узкие скамейки и
стояли раскосые столы, с мокрыми и жирными от времени досками. Под потолком
горела лампа-молния. Задняя, часть комнаты была отгорожена пёстрой, ситцевой
занавеской, из-за которой шёл запах грязных постелей, детских пелёнок и
какой-то острой еды. Хацкель поднял кверху плечи, расставил врозь руки;
прищурил левый глаз и несколько секунд оставался в таком положении. - Чего я
дам пану поесть? - переспросил он с лукаво-проницательным видом. А что пан
хочет? Можно достать всё. Можно поставить самовар, можно заварить яйца, можно
достать молока. Можно сварить куру, но только это будет очень долго времени. -
Давайте яйца, давайте молока. Ещё что? - Что ещё-ё? - как будто удивился Хацкель.
Я мог бы предложить пану фаршированную еврейскую рыбу. Но может быть, пан не
любит еврейской кухни? Знаете, обыкновенная еврейская рыба, фиш, которую моя
жинка готовит на шабес. - Давайте и фиш. И, пожалуйста, рюмку водки. Еврей
закрыл оба глаза, затряс головой и зачмокал с сокрушением. - Водки нема, -
сказал он шепотом. Этля! - крикнул он в сторону занавески. Когда же ты,
наконец, подашь пану щупака? Он опять нырнул в отгороженную часть комнаты, но
тотчас же вернулся с блюдом, на котором лежала рыба, нарезанная тонкими ломтями
и облитая тёмным соусом. Он также принёс с собою большой белый хлеб с твёрдой
плетёной коркой, испещрённой чёрными зёрнышками какой-то приправы. - Пане, -
сказал Хацкель таинственно. Там у жены отыскалось немного водки. Попробуйте, -
это хорошая фруктовая водка. Мы её пьём на нашу пасху, и она так и называется
пейсачная. Вот. Он извлек из-за жилета крошечный узкогорлый графинчик и рюмку и
поставил их перед Кашинцевым. Водка была желтоватого цвета, слегка пахла
коньяком, но когда доктор проглотил рюмку, ему показалось, что весь его рот и
гортань наполнились каким-то жгучим газом. Из-за занавески вышла еврейка и
стала сзади прилавка, кутаясь с головой в большой серый платок. Кто это? -
шепотом спросил Кашинцев. Вот эта. . он хотел по привычке сказать жидовка, но
запнулся, эта женщина? - Кто? Это? - небрежно спросил Хацкель, кивнув головой
назад. Это, пане, моя жинка. - А пан холостой чи женатый? - спросил Хацкель с
вкрадчивой осторожностью. - Нет, я холостой. А что? - А может, вы, пане,
заночуете у нас в заезде? Хацкель с лукавым, проницательным и заманивающим
видом, прищуривая то один, то другой глаз, продолжал настаивать: Лучше ж,
ей-богу, заночуйте, пане. Куда пан поедет по такой холодюке? Дай мне бог не
видать завтрашнего дня, если я говорю неправду! Послушайте только, что я вам
скажу, пане доктор. . Одна быстрая сумасшедшая мысль блеснула у Кашинцева. Он
украдкой, воровато взглянул на Этлю, которая равнодушно, как будто не понимая,
о чём идёт разговор между её мужем и гостем, глядела издали в запорошенное
белое окно, но ему в ту же минуту стало стыдно. Кашинцев, не столько по словам,
сколько по выражению лица Хацкеля, понимал, о чём он говорит. . http://www.author-kuprin.ru/index.php?wh=p00070&pg=6