Где тут наресия

Как рождается замысел?
Почти не бывает двух замыслов, которые бы возникали и развивались
одинаково. Очевидно, ответ на вопрос, "как рождается замысел", надо искать
не вообще, а в связи с каждым отдельным рассказом, романом или повестью.
Легче ответить на вопрос, что нужно для того, чтобы замысел появился,
или, говоря более сухим языком, чем должно быть обусловлено рождение
замысла. Появление его всегда бывает подготовлено внутренним состоянием
писателя.
Возникновение замысла, пожалуй, лучше всего объяснить путем сравнения.
Сравнение вносит иногда удивительную ясность в самые сложные вещи.
Астронома Джинса спросили однажды, каков возраст нашей Земли.
- Представьте себе, - ответил Джине, - исполинскую гору, хотя бы Эльбрус
на Кавказе. И вообразите единственного маленького воробья, который беспечно
скачет и клюет эту гору. Так вот, этому воробью, чтобы склевать до основания
Эльбрус, понадобится примерно столько же времени, сколько существует Земля.
Сравнение, которое дало бы понять возникновение замысла, гораздо проще.
Замысел - это молния. Много дней накапливается над землей электричество.
Когда атмосфера насыщена им до предела, белые кучевые облака превращаются в
грозные грозовые тучи и в них из густого электрического настоя рождается
первая искра - молния.
Почти тотчас же вслед за молнией на землю обрушивается ливень.
Замысел, так же как молния, возникает в сознании человека, насыщенном
мыслями, чувствами и заметками памяти. Накапливается все это исподволь,
медленно, пока не доходит до той степени напряжения, которое требует
неизбежного разряда. Тогда весь этот сжатый и еще несколько хаотический мир
рождает молнию - замысел.
Для появления замысла, как и для появления молнии, нужен чаще всего
ничтожный толчок.
Кто знает, будет ли это случайная встреча, запавшее на душу слово, сон,
отдаленный голос, свет солнца в капле воды или гудок парохода.
Толчком может быть все, что существует в мире вокруг нас и в нас самих.
Лев Толстой увидел сломанный репейник - и вспыхнула молния: появился
замысел изумительной повести о Хаджи-Мурате.
Но если бы Толстой не был на Кавказе, не знал и не слышал о Хаджи-Мурате,
то, конечно, репейник не вызвал бы у него этой мысли. Толстой был внутренне
подготовлен к этой теме, и только потому репейник дал ему нужную ассоциацию.
Если молния - замысел, то ливень - это воплощение замысла. Это стройные
потоки образов и слов. Это книга.
Но, в отличие от слепящей молнии, первоначальный замысел зачастую бывает
неясным.
"И даль свободного романа я сквозь магический кристалл еще неясно
различал".
Лишь постепенно он зреет, завладевает умом и сердцем писателя,
обдумывается и усложняется.