"Когда я полнею, я даже бываю лицом похож на Байрона... " Добродушные толстяки в искусстве, кто они?
В начале 1921 года вражда пробилась наружу. Чтобы попутно коснуться
еще некоторых происшествий, я начну несколько издалека. Еще года за четыре
до войны, в Петербурге возникло поэтическое сообщество, получившее название
"Цех Поэтов". В нем участвовали Блок, Сергей Городецкий, Георгий Чулков,
Юрий Верховский, Николай Клюев, Гумилев и даже Алексей Толстой, в ту пору
еще писавший стихи. Из молодежи - О. Мандельштам, Георгий Нарбут и Анна
Ахматова, тогдашняя жена Гумилева. Первоначально объединение было в
литературном смысле беспартийно. Потом завладели им акмеисты, а
несочувствующие акмеизму, в том числе Блок, постепенно отпали. В эпоху
войны и военного коммунизма акмеизм кончился, "Цех"заглох. В начале 1921
г. Гумилев вздумал его воскресить и пригласил меня в нем участвовать. Я
спросил, будет - ли это первый "Цех", т. е. беспартийный, или второй,
акмеистский. Гумилев ответил, что первый, и я согласился. Как раз в тот
вечер должно было состояться собрание, уже второе по счету. Я жил тогда в
"Доме Искусств", много хворал и почти никого не видел. Перед собранием я
зашел к соседу своему, Мандельштаму, и спросил его, почему до сих пор он
мне ничего не сказал о возобновлении "Цеха". Мандельштам засмеялся:
- Да потому, что и нет никакого "Цеха". Блок, Сологуб и Ахматова
отказались. Гумилеву только бы председательствовать. Он же любит играть в
солдатики. А вы попались. Там нет никого, кроме гумилят.
- Позвольте, а сами-то вы что же делаете в таком "Цехе"? - спросил я
с досадой. Мандельштам сделал очень серьезное лицо:
- Я там пью чай с конфетами. В собрании, кроме Гумилева и
Мандельштама, я застал еще пять человек. Читали стихи, разбирали их. "Цех"
показался мне бесполезным, но и безвредным. Но на третьем собрании меня
ждал неприятный сюрприз. Происходило вступление нового члена - молодого
стихотворца Нельдихена. Неофит читал свои стихи. В сущности, это были
стихотворения в прозе. По-своему они были даже восхитительны: той игривою
глупостью, которая в них разливалась от первой строки до последней. Тот
"я", от имени которого изъяснялся Нельдихен, являл собою образчик отборного
и законченного дурака, при том - дурака счастливого, торжествующего и
беспредельно самодовольного. Нельдихен читал:
Женщины, двухсполовинойаршинные куклы,
Хохочущие, бугристотелые,
Мягкогубые, прозрачноглазые, каштановолосые.
Носящие всевозможные распашонки и матовые
висюльки - серьги,
Любящие мои альтоголосые проповеди и плохие
хозяйки -
О, как волнуют меня такие женщины!
По улицам всюду ходят пары,
У всех есть жены и любовницы,
А у меня нет подходящих ;
Я совсем не какой-нибудь урод,
Когда я полнею, я даже бываю лицом похож
на Байрона...
Дальше рассказывалось, что нашлась все-таки какая-то Женька или
Сонька, которой он подарил карманный фонарик, но она стала ему изменять с
бухгалтером, и он, чтобы отплатить, украл у нее фонарик, когда ее не было
дома.
Владислав Ходасевич. Некрополь
Поэзию два санитара взяли\И лихо распластали на столе, \Hа оцинкованном столе под лампой. \И этой лампы синеватый свет\Hа части резал звонкое пространство, \А мы гурьбой стояли у стола. Андрей Вознесенский 1988 СТРОЕHИЕ ПОЭЗИИ
Не знаю насколько он был добродушным, но очевидно был поскольку сибариты всегда добродушны, даже такая сволочь как Хрущев и такой циничный палач как Геринг, потому что добродушие отлично уживается с пороками, не является добродетелью, а является cпособом позитивного отношения к жизни .Почти всегда сибариты склонны к проблемам лишнего веса, а имеющие литературный талант склонны к сочинительству текстов для детей как А Толстой, а если не совсем для детей то к сочинительству для детей взрослых как Дюма )))))))))Однако история с дураком Нельдихеном имеет продолжение )))))))После чтения Гумилев произнес приветственное слово. Он очень серьезным тоном отметил, что глупость доныне была в загоне, поэты ею гнушались, никто не хотел слыть глупым. Это несправедливо: пора и глупости иметь свой голос в хоре литературы. Глупость – такое же естественное свойство, как ум, ее можно развивать, культивировать. Припомнив два стиха Бальмонта:
Но мерзок сердцу облик идиота,
И глупости я не могу понять, –
Гумилев назвал их жестокими и несправедливыми. Наконец, он приветствовал в лице Нельдихена вступление очевидной глупости в «Цех Поэтов».
После заседания я спросил Гумилева, зачем он кружит голову несчастному Нельдихену и зачем вообще Нельдихен нужен. К моему удивлению, Гумилев ответил, что отнюдь не шутил, а говорил вполне искренно. Он прибавил:
– Не мое дело разбирать, кто из поэтов что думает. Я только сужу, как они излагают свои мысли или свои глупости. Сам бы я не хотел быть глупым, но я не вправе требовать ума от Нельдихена. Свою естественную глупость он выражает с таким умением, какое не дается и многим умным. А ведь поэзия – это и есть умение. Следовательно, Нельдихен – поэт, и я обязан принять его в «Цех Поэтов».))))))) Вот так, не больше не меньше, дурак может быть талантлив и дурак может быть поэтом Точно так же как может быть талантлива и может быть поэтом самая последняя добродушная сволочь .И в этом я полностью согласен с Гумилевым
Диккеновский мистер Пиквик. Кого он только не прощал: простодушную хозяйку, по чьей вине он несправедливо оказался в долговой тюрьме; молодого афериста, сколько раз обманувшего его... Последнему он в конце даже оказывает материальную помощь, чтобы тот возвратился к честной жизни.
Баснописец И. А. Крылов.
Для меня это люди именно такие, душевные, в жизни - грустные. Они несли свет и несут его до сих пор. Смирнов умер, не сумев пережить смерть Быкова, Леонов так много сказал, даже молча, улыбаясь, ругаясь. Увы, все мои любимые "толстяки" не поместятся в этом формате, они слишком большие...