Помогите, пожалуйста, составить психологический портрет женщины, избивающей без причины ребенка, натравливая собаку...

Когда дочь перепутала грязное белье с чистым, Ирина пришла в ярость. Она сорвала с девочки всю одежду, взяла ее за руку и скомандовала овчарке: "Взять!" Домашний пес, боясь ослушаться хозяйку, прыгал на ребенка, царапал лапами, но не кусал. Наверное, понимал, что перед ним беззащитный, слабый ребенок. А Ирина, поощряя его куском хлеба с маслом, снова приказывала бросаться на дочь. Потом, швырнув дочке драный свитер и спортивные штаны, вытолкала ее гулять с собакой в декабрьский морозный вечер. Девочка оставила овчарку во дворе, а сама поехала к бабушке. Та, увидев внучку почти раздетую, без носков, в кроссовках, полных снега, чуть не потеряла дар речи. Но когда в ванной девочка разделась, ей стало совсем худо. Тело было в сплошных царапинах и ранах. Бабушка с внучкой дождались отца девочки, сфотографировали следы побоев и на следующий день обратились в милицию. Ирину задержали. С мужем Ирина Рюхтина прожила недолго. Дочь осталась с матерью, в небольшой комнате мурманского общежития. К воспитанию девочки у Ирины было своеобразное отношение. За любую провинность мать наказывала нещадно. Сильно попадало и четырехлетнему сынишке ее дружка, жившего вместе с ними. Его избивали постоянно, да так, что увозили на "скорой". Однажды ребенку вовремя не оказали помощь и он умер. Отцу мальчика за истязание сына дали тогда пять лет. Пока шло следствие, девочка жила с отцом и бабушкой. Когда бабушка заболела, бывший муж попросил Ирину взять ребенка к себе. Дочь была рада этому, она, несмотря ни на что, даже скучала по маме. Не сопротивлялась и Ирина. Тем более что ждала второго ребенка, и помощница была как раз кстати. Потом, после сына, родилась еще дочка. Все заботы легли на старшую. Ирина со своим сожителем открыли продуктовый магазинчик в общежитии и занимались торговлей. Они не пили, не буянили и на первый взгляд были нормальными родителями. Но "забота" проявлялась в побоях и издевательствах. Особенно доставалось старшей дочери. Уж тут мама изощрялась. Била девочку разделочной доской, шнуром от электрического чайника, колола швейной иголкой. Сажала в ванну с ледяной водой и окунала с головой. А после полуночи могла садистски вытолкнуть девочку в коридор с ведром и тряпкой — мыть полы в общежитии с девятого по первый этаж. Чтоб не отлынивала от работы, отчим садился в коридоре и лично за всем наблюдал. После уборки несчастного ребенка заставляли делать уроки. Глаза у нее закрывались сами собой. Но мама была начеку и била... Трудно описать издевательства, которым подвергала эта, с позволения сказать, мать свою дочь. Как Ирина скажет на следствии, подобным образом она ее "воспитывала": — Я стала злой, весь дом держался на мне. А старшая дочь ленилась, уроки делать не хотела. Вот я и старалась, чтоб она выросла трудолюбивым человеком... Наверное, поэтому, если девочка и младший сын не выполняли какого-то задания из составленного для них списка, они не только физически наказывались, но еще и лишались еды, перебиваясь весь день чаем с черным хлебом. Иногда, правда, в матери просыпалось что-то человеческое, она просила прощения у дочери, прикладывала примочки к синякам. Но потом снова издевательства, побои... Что самое поразительное, о методах "воспитания" Ирины Рюхтиной знали многие жильцы общежития. Да и невозможно не замечать ребенка, моющего после полуночи лестничные клетки, не слышать детских криков и плача, не заинтересоваться, почему девочка не посещает школу, но при этом целый день продает с матерью молоко на улице. Даже участковый педиатр не попыталась разобраться, отчего у ребенка постоянные синяки и ссадины, хотя школьный врач говорила ей об этом. Вахтер общежития не раз сообщала коменданту обо всем, что творят родители с девочкой. Но все действовали по принципу: у них своя семья, вроде не пьющая — разберутся. И они разбирались...