Доминантные концепты в русской культуре

Доминантой русского менталитета является духовность, под которой понимается «исторически сформировавшийся тип культурной ориентации, при котором неутилитарные (человеческие, «постматериальные») ценности занимают высокое (или даже ведущее) место в ценностной иерархии общества и человека». Важно отметить, что и ныне классические образцы русских характеров, «при всей внешней простоте, пристрастии к упрощенности быта, неодобрении сосредоточенности на земных благах …, отличаются повышенной духовностью, склонностью к философско-религиозному осмыслению бытия» (В. Н. Подопригора, Т. И. Краснопевцева).

Русский ментальный мир сложно представить без концепта «тоска», которую часто связывают с унынием и скукой, с несвободой. Тоска, связанная с теснотой и несвободой, свойственна людям различных национальностей. Но особая русская тоска, чаще всего «налетающая в дороге и знакомая всем, от ямщика до первого поэта, есть дитя не тесноты, а именно приволья, ничем не прегражденного пространства. Это тоска не пленника, а странника» (М. Эпштейн). Возможно, именно тоска вела русского человека в неизведанные дали, и благодаря ей, русские люди были готовы идти «навстречу опасностям в степи или в леса, в Сибирь, искать счастливого Беловодья и в этих поисках угодить на Аляску, даже переселиться в Японию» (Д. Лихачев).

В философских размышлениях отечественные мыслители неоднократно акцентировали внимание на необходимости различать тоску и вышеназванные эмоциональные состояния. Так, Н. А. Бердяев полагал, что тоска направлена к высшему миру и сопровождается чувством ничтожества, пустоты, тленности этого мира: «Тоска, в сущности, всегда есть тоска по вечности, невозможность примириться со временем. В обращенности к будущему есть не только надежда, но и тоска. Будущее всегда, в конце концов, приносит смерть, и это не может не вызывать тоски». Страх и скука направлены не на высший, а на низший мир... В тоске есть надежда, в скуке – безнадежность».

Свою национальную специфику имеет и концепт «совесть». Совесть многозначно трактуется как «нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке»; «внутреннее сознание добра и зла»; «тайник души, в котором отзывается одобрение или осуждение каждого поступка»; а также «невольная любовь к добру и к истине», «прирожденная правда, в различной степени развития» (В. И. Даль). В статье «Русская языковая картина мира и православное сознание» исследователь Е. В. Петрухина подчеркивает, что совесть неизбежно соотносится с христианской верой: «Внутренняя форма слова совесть (со-весть) толкуется как «общее, совместное знание о нравственном законе, Добре, Боге». В западном понимании совести упор сделан на рациональность сознания, «сознательность», в русской ментальности упор сделан на духовности совести, которая предстает как чувство личной ответственности за свои мысли, слова и деяния. (В. В. Колесов).

Характеризуя концепт «справедливость», следует отметить, что в случае противоречия между законом и справедливостью выбор русского человека находится на стороне справедливости. А. И. Солженицын в книге «Россия в обвале» обращает внимание на то, что веками «…вместо правосознания в нашем народе всегда жила и еще сегодня не умерла – тяга к живой справедливости». Категория «справедливость» не имеет точных переводных эквивалентов в западных языках – в них справедливости соответствуют понятия, подчеркивающие скорее «законность», «честность» или «правоту». Однако в русской культуре справедливость воспринимается не только рационально, но и эмоционально. Известный лингвист А. Д. Шмелев отмечает, что «в русской культуре существует особое чувство – любовь к справедливости или «страсть справедливости».