А должны ли стихи быть "понятными" для среднестатистического читателя?

Поэта долг -- пытаться единить
края разрыва меж душой и телом.
Талант -- игла. И только голос -- нить.
И только смерть всему шитью -- пределом
_________________________________________
Стихи никому ничего не должны, их автор менее всего озабочен подобными проблемами. Поэзия, как и искусство в целом, работает на опережение, поскольку она - род изящной словесности, нацеленный на осмысление и постижение жизни. Читатель в быстротекущей жизни еще ничего не увидел, не догнал, не понял, а поэт уже отразил.
Более того, как заметил В. Г. Белинский, "поэзия есть выражение жизни, или, лучше сказать, сама жизнь." Он счел и этого недостаточным и добавил: "в поэзии жизнь более является жизнью, нежели в самой действительности".
Настоящий поэт пишет для себя и для своего гипотетического alter ego, в его задачи не входит дарение себя первому встречному. Он обретается на "других берегах" в надежде обрести ДУШУ, собственный синтаксис, уникальную просодию, некое понимание собственной сути, отношения к миру, существования с миром.
Литературщина - это графоманство, оснащенное набором приемов для передачи некоего сюжета, некоей ноты, а настоящая поэзия - это "оптический духовный инструмент, который приставлен к нашей душе, как к ней может быть приставлено увеличительное стекло, посредством которого мы начинаем двигаться в нашей душе..." (М. К. Мамардашвили) Или, как сказал Мартин Хайдеггер, «поэзия есть учреждение бытия в слове». Он называет ее «чистым говором», имея в виду, что поэзия - не описание бывшего, происходящего или будущего, а созидание или, может быть, обнаружение/ выявление/проявление бытия и явление его в слове.
Иному добряку с неразвитым эстетическим вкусом, как это не удивительно, и пошлая слащавая поэзия дает толчок для духовного роста. Глядь - а его этика в полном расцвете. Высокая же поэзия, где мы имеем дело с великими стихами или прозой, позволяет коснуться могучей личности их создателя. Она требует не только интеллектуального усилия, широкого кругозора, способности к эмпатии от читателя, но и внутренней трансформации в соприкосновении с горящими письменами настоящего искусства.