Катапитекус Капитатеки
Гуру
(4433)
3 года назад
Достаточно пройти сквозь трубу, например, геликон, саксофон, дымящиеся после концерта, пройти каждую ноту в обратном порядке, войти в рот трубачу и увязнуть в нейронных связях его храмовой головы как в лаве расплавленной автотрассы, испаряясь в дымном хлопке и радионуклидном распаде. Всё, что казалось невыносимо густым, станет бесконечно пустым, чтобы понять: нож следует класть на место. Какое бы ты ни взял кровожадное лето, всё делится на сезоны любви, и жизнь исчезает в промежутках от любви до любви. Игорь Басков, стоящий на пьедестале, состоящего из пьезоэлементов печали, говорил нам голосом вечера в Сочи: лучше мечтай, только не вспоминай, дурак, не вспоминай.
Те, кто вороны по эту сторону, станут райскими птицами по ту сторону смерти, если фломастер займёт свое место. Не тебе ли говорил вчера черный ферзь? Не бойся мглы, мир безопасен, нет ничего, чего стоило бы бояться; силён только тот, кто не страшится остаться один в долине Сильвии эдельвейсов и линии лилии Флердоранж. Сторонись посторонних: они продиктуют тебе, что думать и даже что чувствовать, и ты превратишься длительного должника полярных ночей, и коптящие свечи напишут дымом какофонию твоего распада, и кто станет читать эту копить молитв на храмовом потолке? Волю твою раздавят как скорлупу на параде Победы. Ты тратишь жизнь на поиск, что сказали искать посторонние, холодные, как Охтинский мост в январе, и если спросишь его, отличает ли он сам себя от зимних камней? — Он ответит: да всё едино, строй строений и крах развалин, все смыслы бессмысленны, так что лучше мечтать и считать, что кладбищенские вороны — проекции райских птиц. С ними что-то случается, лишь проходят через таможню оттуда сюда, и мы их не узнаём.
Когда-то, как все мы, ты останешься в одиночестве без надежд, так что учись заботиться о себе. Этой учебы никогда не бывает мало, и запомни: ты мне не друг. Никто никогда и нигде не будет другом тебе. А бог? С ним говорить невозможно. Его можно только славить, перед ним стоят на коленях, он грандиозен, как все эти звезды, которые он громоздит гроздьями, и ожерельями их наполняет люстры пространства и оранжереи добра. Как же ты, недостойный славы, говорить будешь с достойным славы? Он слишком чист и избыточно свят, так что преклоняйся, бесславное одиночество, перед прославленным одиночеством.
Когда говорят: "Всё к лучшему!" - всё катится ко всем чертям. Счастье — то, что случается с мальчиком в синей болоньевой куртке. Чтобы не испытывать старую боль, нужна свежая, более острая боль. Страшно ли буквам бегущей строки, когда они умирают на световой рекламе? Книги возникают тогда, когда их кто-то читает. Так и я возникаю, когда меня любят, а так я ни жив, ни мертв. Бильярдный шар: а что ему? Ему что в лоб, что по лбу. Если ты голоден, сядь, поешь. Я приготовил полбу. Знаешь, всякий раз, когда я сзываю на пир, гости приходят тысячами, но каждый из них — вампир. Они будут читать стихи о памятниках на луне, о проломленных насквозь симфониях, о балеринах в огне, о пулеметной пурге, пронзающей нас как шампур, о дыме метели, шляющемся по асфальту, и всё потому что мертвец с головой повернутой влево, лежал под землей триста лет со времен русско-шведской войны.
Я знаю слова, от которых у тебя заболит голова. "Судьба — это не дело случая, а вопрос выбора. Это не то, чего надо ждать, а чего следует добиваться". Всё правильно, как в плавильной печи заката. Помнишь, мы спрашивали мерзавца: "Зачем девушкам нужны ноги?" — и губы его растянулись в весьма похотливой улыбке. "Есть много, друг Гораций, у девицы, что нас с тобой заставит удивиться". Ответ: чтобы прыгать, бегать, ходить, танцевать, стоять — никогда б не пришел ему в голову. Мерзавец, что с него взять... Он сейчас над нами смеется. Впрочем, не лучше и те, кто сегодня завидует нам.