Мой сад все чадит, увядает, помят он, поломан и пуст, хоть пышно еще доцветает жасмина в нем огненный куст. В часы те меня исцеляет и солнца осеннего блеск, и мест, что с березы спадает, и поздних кузнечиков треск. Взгляну ль по привычке под крышу - шалашек пустой над окном; в нем ласточек речи не слышу, солома обветрилась в нем. А помню я, как хлопотам Две ласточки, строя его как прутья цементом скрепляли и пуху таскали в него ! как весел был труд их да ловок! как было им любо когда шестерки голодных головок выглядывать стали с гнезда ! частили весь день говоруньи как, дети вели разговор - Потом полетели шалуньи! Я мало их видел с тех пор! И вот их шатер одинокий! Они уже в иной стороне - центральной, далекой, далекой О, крылья и нынче в цене!
помят он, поломан и пуст, хоть пышно еще доцветает
жасмина в нем огненный куст.
В часы те меня исцеляет и солнца осеннего блеск, и мест, что с березы спадает, и поздних кузнечиков треск.
Взгляну ль по привычке под крышу - шалашек пустой над окном; в нем ласточек речи не слышу, солома обветрилась в нем.
А помню я, как хлопотам
Две ласточки, строя его как прутья цементом скрепляли и пуху таскали в него !
как весел был труд их да ловок! как было им любо когда шестерки голодных головок выглядывать стали с гнезда ! частили весь день говоруньи как, дети вели разговор -
Потом полетели шалуньи!
Я мало их видел с тех пор!
И вот их шатер одинокий!
Они уже в иной стороне -
центральной, далекой, далекой
О, крылья и нынче в цене!