К дню рождения поэтессы и переводчицы Инны КАШЕЖЕВОЙ (12.02.1944–2000), автора 25 поэтических сборников,
а также текстов многих известных песен: "Атомный век"; "Зима моей любви"; "Кружит пурга"; "Лунный камень"; "Не встретимся"; "Опять стою на краешке земли…" и др.

Что вам более всего запомнилось, понравилось из её творчества? (2–3 примера)
Лунный камень
Отыщи мне лунный камень,
Сто преград преодолев,
За горами, за веками,
В древних кладах королев.
Отыщи мне лунный камень,
Талисман моей любви,
Над Землей, за облаками,
На Луне, в любой дали.
Что приносит он несчастье –
Лгут! Счастливый камень он.
Раздели Луну на части
Между всеми, кто влюблен.
Отломи кусочек крайний
Самой грустной из планет…
Подари мне лунный камень,
Подари мне лунный свет.
***
Господи! Какие сны нам снятся!
Как же нас природа создала?
Но до этой тайны не добраться,
не разбив волшебного стекла.
И не будем сетовать на это:
не вернуть погасший блик свечи...
Лучше сохраним под сердцем где-то
всё, что остаётся там – в ночи.
Силуэты, символы и лица,
странных происшествий череда...
Только бы не перестало сниться
то, что исчезает навсегда.
Взлётов и падений вереница,
тёмное знахарское вино...
Воспарить во сне или разбиться, –
ах, какое счастье нам дано!
Надписей магических страница –
вновь шаманит мозг усталый наш.
Может, это завтра повторится?
Но ведь сну приказа не отдашь.
Трудно утром с грёзами расстаться,
только жизнь диктует нам своё...
Господи! Какие сны нам снятся!
С них и начиналось бытиё.
***
Какое-то странное чувство,
что скоро с весенних небес
нагрянет нежданное чудо,
хотя не бывает чудес.
Решится какая-то тайна,
которая мучит давно.
Случится, решится... А странно
и боязно чуть всё равно.
Как напрочь забытая рифма,
во мне оживает опять
в биенье смятенного ритма
глагол удивительный – «ждать».
А долго ли – это неважно.
На счастье своё, на беду,
живу напряжённо, отважно
в коротком спряжении – жду!
***
Родина, родившая отца,
Никогда не ведавшая страха,
Вся ты – оттиск моего лица,
Вся ты – взгляд с вершины Ошхамахо.
Родина, родившая меня,
Поколений трепетное эхо,
Вся ты – свет пастушьего огня,
Мягче моха он, теплее меха.
Родина, хранящая огонь
Наших дел, сердец, стихотворений,
Ты не любишь долгих уверений –
Просто я на грудь кладу ладонь
И твержу безмолвно, без конца:
«Ты – грядущих слов моих основа,
Ты – сама единственное слово,
Родина, родившая отца!»
***
Хочу лакума, пахнущего детством,
его когда-то бабушка пекла...
А мне, знакомой с кухней европейской,
в её меню, прелестном, только пресном,
такого вот не встретилось пока.
Хочу лакума, пахнущего дымом,
из кукурузной тающей муки...
Хочу хотя бы лакомством любимым
вернуть года в краю неповторимом,
где излечимы раны все мои.
Где слаще нет для бедствия лекарства,
где сразу в счастье от печальных дум...
Хочу лакума в жёлтых каплях масла,
но бабушкина печь давно погасла,
а я не знаю, как пекут лакум...
***
Я пью судьбу, подобно
кувшину с молоком:
не дробно, не подробно,
а сразу – целиком.
Я пью судьбу, как будто
большой кувшин, – до дна!
Ведь только было утро,
а вот и ночь видна...
Что капли почему-то
вдруг иногда горчат,
не виноваты утро,
кувшин или гончар.
И ночь не виновата
последнего глотка...
А всё же маловато
в кувшине молока!
Пьёшь – на себя посетуй,
что думаешь опять:
«...За капелькой последней
всё снова бы начать...»
И я, и ты, и каждый,
приговорённый жить,
с рожденья болен жаждой
бездонное испить.
Не оскудеть потоку
с достигнутых вершин,
когда вручишь потомку
наполненный кувшин!
Хз