Как вам отрывок из повести?

-Он мог жить. Вы убили его.
Стреляет. Я смотрю на то, как Макс оседает и понимаю, что потом я буду десятки и сотни раз вспоминать этот момент. Буду плакать. Буду корить себя за то, что не помогла ему. Ведь мы – друзья. Но сейчас меня интересует только одно – какие цветы подарить его маме, что бы они ни были слишком неуместными.
А слеза бежит вниз по щеке.
-Хорошо, ребята! Только не делайте больше глупостей.
Ещё одна слеза. КАК СИТУАЦИЮ КОГДА ОДИН ПОДРОСТОК ВЫШИБ МОЗГИ ДРУГОМУ МОЖНО НАЗВАТЬ ГЛУПОСТЬ? Какие все-таки взрослые странные.
Эври кладет руку мне на плечо.
-Не надо.
Я перестаю плакать. Ещё успею – если повезет.
Я оглядываюсь по сторонам. Смотрю на тех, кто стоит на коленях – хотя некоторые уже присели – вокруг меня.
Несколько футболистов. Они обмениваются взглядами. Иногда что-то шепчут – так, что только губы слегка шевелятся – друг другу.
«-Они нас всех убьют, придурки»
Они не хотят никого спаси. Они хотят, что бы их фото поместили на обложку Newsweek, а их самих приглашали на телешоу. Да мисс. Это было просто ужасно. После того как они убили Макса мы поняли, что должны сделать это. Да мисс. Мы молимся за тех, кто там погиб. Даже за них. И это «них» будет произнесено с такой грустью, что взрослые будут промокать глаза от умиления. Боже, как это благородно – они молятся за тех, кто их чуть не убил.
Мэллоу сидит на корточках, прижав к себе Тедди. В ней искренности больше чем в тех кто будет плакать о «бедных детках» увидев репортаж в новостях или прочитав статью в газете. Они будут плакать, потому что должны. А она – потому что хочет.
Что происходит дальше, я не понимаю. Кто-то из футболистов хватает Джастина за ногу. Тот падает. Когда его винтовка ударяется об пол, раздается выстрел. Эври оседает. Его голова прямо у меня на плече. Ему попали в бок. Тони поворачивается. И берет Эври за руку.
-Ты как старик?
Глупый вопрос. Но такой искренний.
-Ничего. Выживу.
Я кладу голову Эври себе на колени. Странно, но крови почти нет. Наверное, хороший признак.
-Держись.
Это все занимает сотые сотых секунд. Я не вижу, как футболист подминает под себя Джастина. Как они сражаются.
Я вижу, как Мэллоу медленно раскачивается, прижав к себе голову Тома.
Я слышу, как двое других начинают стрелять по нам. Им больше нечего терять. Я падаю. Надо притвориться мертвой – только вот зачем?
Футболисты вскакивают. Их пятеро. Они сбивают с ног двоих – кто-то из них падает при этом.
А потом я вижу, как Мэллоу вставляет пистолет себе в рот и стреляет.

*****************

Прошло несколько дней.
Эври уже выписали из больницы. Сегодня на берегу реки должна пройти памятная церемония. Церемония в память о Максе, Тише, Элли, Тони. В память о других сорока девяти, убитых тогда. Но не в память о пятерых подростках, захвативших столовую в старшей школе небольшого городка. Общество отказывается вспоминать тех, кого вырастило.
Журналисты нас не трогают. Начнут через несколько дней – так они проявят сочувствие и солидарность.
Ребята из нашей школы стоят на берегу. Расступаются перед нами. У всех в руках кораблики – самодельные бумажные кораблики, на которых написано в чью они память. У нас – у меня и у Эври, двух из пятерых выживших тогда – тоже кораблики. На моем написано - Джастин Четвин, Мэллоу Розенберг, Том Прайс, Ричард Доусон, Кен Брикман. И Макс.
Я, наверное, ничуть не лучше остальных. Такая же лицемерная, с этим своим корабликом.
А взрослые… их интересует как эти пятеро пронесли оружие в школу. А не почему они это сделали. Ведь если начать копать до истоков, придется все менять. А так можно притворяться, что такого больше нигде не повториться. Как удобно…
Ты в ответе за тех кого приручил. Ты в ответе за тех детей, которых растишь. Только вот общество об этом забыло.