“Червонный валет” появился в России с легкой руки французского бульварного романиста Понсон дю Террайля, книжка которого “Клуб червонных валетов” была переведена на русский язык еще в 60-е годы XIX века.
Дю Террайль повествовал о похождениях шайки шантажистов и мошенников, спекулирующих на чужих любовных тайнах и разбивающих сердца и семьи в великосветских кругах Парижа. На русскую читающую публику роман произвел потрясающее впечатление. Почему-то особенно воспринималась не столько галантная, сколько уголовная сторона романа. Об этом говорит хотя бы тот факт, что один из громких уголовных процессов, проходивших в 1870-е годы в Москве, так и назван был газетчиками “Процесс червонных валетов”.
![](//otvet.imgsmail.ru/download/4e589c2173ef8b166a79d92c6a2bd06f_i-1902.jpg)
На процессе было объединено в одно гигантское дело множество мелких дел всевозможных аферистов и мошенников, следствие велось в течение нескольких лет и широко воспроизводилось в газетах. Подсудимые и их адвокаты публично жаловались, что, окрестив процесс “Процессом червонных валетов”, журналисты придали ему такую неумеренную огласку, какой сами преступления вовсе и не заслуживали.
С этих пор - и на долгие годы - выражение или, вернее, кличка “червонный валет” утвердилась не только в обиходной речи, но и в большой литературе и публицистике. Для Салтыкова-Щедрина с этим словом соединялось представление о воре новейшей формации, умеющем выглядеть одновременно и “обворожительным молодым человеком”, фигура “червонного валета” олицетворяла для него дух продажности и пьянства, торжествовавший по мере распространения варварского русского капитализма.
Любопытно, что тот же Щедрин впервые “перемножил” этого “валета” с “бубновым тузом”: “Все сполна было истрачено на машины, оказавшиеся тотчас негодными, - говорил он о пореформенной торговле “выкупными свидетельствами”, - да на бесчисленное количество рюмок водки, на дне которых все больше и больше выяснялся образ червонного валета с бубновым тузом на спине”.
В России “червонные валеты” совершенно утратили свою амурную подоплеку и оказались попросту мошенниками уже без всякой галантности.
Например, один из персонажей чеховской “Свадьбы”, пригласивший на свадьбу генерала, аттестовал ему жениха как человека “прекрасного, душа нараспашку”, который, хотя и служит оценщиком в ссудной кассе, все же не “какой-нибудь замухрышка или червонный валет”. Надо добавить, что подобные ассоциации непрерывно освежались в начале 1900-х годов все новыми переизданиями романов дю Террайля.
В 1910 году, как раз перед открытием бубнововалетской выставки, на московских книжных прилавках опять появился все тот же “Клуб червонных валетов, или Похождения Рокамболя”.
Слово “червонный валет” не сходило в этот сезон с языка читающей публики. М. Волошин писал в “Аполлоне”, что “еще до своего открытия” (то есть одним названием, заранее объявленным в газетах) будущая выставка “Бубновый валет” вызвала бурное негодование, “и все как один называли ее червонным валетом. ”