Необходима ли канонизация Григория Распутина?
С начала 1990-х годов высказываются идеи о канонизации Григория Распутина как святого мученика. В последнее время появилось довольно много икон Григория Ефимовича, что безусловно свидетельствует о его популярности в народе. Выскажу свое мнение, почему необходима канонизация святого старца. Николай и Александра Романовы глубоко понимали сакральный смысл событий в России. Само бытие царской семьи – это факт жертвенного служения России и сопротивления антирусским силам. Надо подчеркнуть, что трагедия державы нашей была предрешена. И наш последний Царь был послан для того, чтобы своей гибелью искупить вину всего народа. Рядом с ним и на одном уровне его понимания этой сакральной драмы были лишь Григорий Распутин и Анна Вырубова. Григорий был послан для того, чтобы оберегать Царя и наследника, и потому он должен был быть убит первым. Григорию было открыто его предназначение, и потому он предсказал, что если он будет убит первым, то погибнет и царская семья. Канонизация Григория Распутина прямо вытекает из того почитания Николая II, как оно реально сложилось в в христианском народе нашем.. "По документам" причисленный к лику святых в чине страстотерпца, Царь почитается не "по документам", а великомученик, и как Царь-искупитель. Григорий Ефимович-человек праведный, оболганный врагами Царя. Ежели роль Распутина была оклеветана большевицкими историками, то сейчас есть возможность, ссылаясь на исторические документы и свидетельства, опровергнуть данную им оценку. Еще при жизни праведного Иоанна Кронштадтского все знали, что он - святой. В свое время на него было вылито грязи в десять раз больше, чем на кого бы то ни было: вы знаете, с какой силой он говорил против революционеров. Но ко времени его канонизации ни у кого не было ни малейшего сомнения в правильности этого деяния, и до сих пор нет. На Распутина в сто раз меньше вылито грязи, чем на праведного Иоанна, но как только поднялся вопрос о канонизации, сразу поднялись споры.
Широко известны слова протоиерея Валентина (Асмуса), который заявил насчёт одного из прежних заседаний Синодальной Комиссии по канонизации, в частности, следующее:
"Я не одобряю энтузиазма тех, кто требует немедленной канонизации Григория Ефимовича Распутина, но в то же время приходится признать, что этот человек был оклеветан, причем на него клеветали по самым разным причинам. Самые высокие полицейские чины имели на то свои мотивы. Поэтому даже полицейские донесения о якобы непристойном поведении Григория Ефимовича нельзя считать абсолютно достоверными. Конечно, в то времяникто не думал о его канонизации, но выяснилось, что обвинения, выдвигавшиеся против него и некогда казавшиеся вполне убедительными, на поверку оказались ложными. " //////////////////////////////////////////////////////////////// Вот такие мои, может быть слишком эмоциональные, аргументы в пользу канонизации старца Григория. А что скажете вы, уважаемые Дамы и Господа? Необходимо ли на ваш взгляд, канонизировать Григория Распутина?
Клевета в его адрес вовсе не удивляет, большевикам нужно было предостеречь возможное восстание народа, и один из инструментов предотвращения - подмена идеалов. Вообще считается, что он многое знал наперёд, но можно ли называть это предсказаниями, в том смысле, в котором это обычно подразумевают? На мой взгляд, Распутин был умён, и исходя из текущий ситуации, делал весьма точные прогнозы. Стоит ли за острый ум человека причислять к лику святых? Не знаю, вообще понятие "святого" очень иллюзорно для меня. Каким нужно быть, чтобы стать святым? Помоему, это вопрос без ответа.
Пчела, утопающая в меду, умирающая райской смертью, верует в функцию рабочих пчел, ибо программа незыблема, и флагом колышется звездное небо ветреной ночью над Гамбургом, когда овцы зябнут в сарае, и в щели просунут голубой как электричество свет НЛО. Осталось отыскать мастера среди листков блокнота и кленовых сентиментальностей прошлогоднего флирта лисицы. Мастер удлинит ручку, тогда ты сможешь извлечь со дна медовый шлам и пройти сквозь чугунную тьму к норе василиска. Деревянный помост, озерный причал чернорабочих прачек ловит сваями колыхающиеся мочала. И вот уже казначеи, переключая щелчки кассовых аппаратов, погружаются в воды бассейна, выплескивающие через край. Вислоухие старцы возводят доблесть как искры на концах копий, их доспехи блистательнее консервных банок, но осенние дни остывают, а мы — лишь кладбищенские белки, кладущие в атомный раструб огарки тлеющих денег.
Пролетающая эскадрилья одутловатых вампиров и вальсирующих валькирий распыляют над нами обморок, и вот уже в голове монгольская мгла и деревянный тугрик, а может, топор. Кассиры ныряют в казну, как в казнь, чтобы умереть в дожде из рублей, как пчелы в таёжном меду. Рельсы холодны как законы. Завывание бледной Сибири бессмысленно: ничто уже не поколеблет канонизированный навсегда циферблат. Слишком синими были зелёные змеи идей.
Огородный Григорий сажал лампочки, чтобы выросли люстры. Развязавшиеся шнурки шевелились усами сома. Весна растеклась, поглупела, и разложилась морально. Святого мученика щекочут русалки, он смеется, и пузырями исходит последний вдох. Шаркая шлёпанцами, волоча шлейф королевской пижамы, в туалет идет лысый царь, думая "о-хо-хо", что уже преступление и гос. измена. В окна давит, не в силах поломать стекла, твердый ветер. Полярная ночь рассматривает полярную звезду глазами полярной совы. Закопанных в сугробах зулусов лязгающими зубами едят призраки мамонтов и саблезубых волков. Уныние беспредельно, уже даже вой не слыхать. Распался уже сам распад, атомы неподвижно стоят в точках координат повсеместно. И только Владыка Палладия гладит поручень палантина и всасывает из шланга сгущенное молоко. Кто-то еще, раз не все заскорузлые люди из спичечных коробков, должен плавать в довольстве и таять в блаженстве как твердое, мягкое, уже жидкое масло. Расслабься и ты, спотыкающийся заика-политик. Вот тебе веник. Вот и полтинник. Полицейский, подпоясанный саблей, плёткой и свистопляской, привяжет икону скотчем к лицу, губы к губам, и ты познаешь духовность в религии поцелуя. Потом на площади посреди тракторов, самосвалов и опустошенных машин, ты засвидетельствуешь слюдяной лёд, скользкий свист и тело из света, проступившее в темноте галисийских галлюцинаций. Мы же в матовые окуляры будем смотреть в сингулярность, вспомнив, как высказался и челюстью отпал открытый амбарный замок.
В опухоли пыхтящего дыма хоть вывихни шею, а не найти выхода, неодимовое дыхание ангела где угодно, даже в сахаре, в снежной пудре, но не в тебе, омерзительный мёрзлый мальчик. Ты стражник отвратительной двери, только ты открываешь ржавую — с рвущим уши ржанием рыжей лошади, возможно, Апокалипсиса. Ты директор Пандоры, который был статуей и возвысился до памятника себе. Прах рассыпался в печной порошок, не вдыхай его, ибо смертельная аллергия уже натягивает тетиву до си пятой октавы. Старец в ларце. Уходи, порошок!
Посмотри, как по болоту уходит в даль мягкая волна мнения. Замочная скважина интересна, как ирисовый луг в майский дождь для свежевыпавшего космонавта. Скажи "А-а-а!", подними голову, покажи бороду, в бороде у тебя завелась какая-то святость! Взгляд — это гвоздь, вбитый тобой в реальность. Ум пчелы — мёд в ее голове. И вот, подыхая в меду, исходя последним выдохом кислоты, ты станешь прогнозом грозы забрызганной святой водой розы.
Да
ересь жидовстсвующих