Если он тебе ну оч понравился и ты его так сильно хочешь то чуть ради приличия поламаешься? Или отдашься с потрохами?

Лично мне пришлось невольно слышать этот разговор,
Вёлся он весьма свободно и не ставился в укор.
Весной, в маленьком садочке, средь цветущих алых роз,
Говорила дочка маме без стеснения и слёз:

С ним я больше не знакома, мама, он такой нахал,
Только ты ушла из дома он меня поцеловал,
Он сказал: давай, Людмила, в папку с мамкою играть,
И принялся очень мило мне под мышкой щекотать.

Я игры такой не знаю и играться не хочу,
Он сказал, она простая, вмиг тебя я научу.
Чтобы в дом не влезли воры дверь он запер на засов,
Занавесил окна шторой, сам разделся до трусов.

Щекотал меня он мило, мельком глянул на часы
И сказал: Снимай, Людмила, свой бюстгалтер и трусы,
Если б, мамочка, ты знала, как мне весело с ним было,
Я от счастья хохотала и про стыд совсем забыла.

И тогда я враз решила, пусть научит если так,
Снять с себя всё разрешила и осталася в трусах,
Но я тоже не глупышка, это мама так и знай,
Я ему сказала: Мишка, если хочешь сам снимай.

Мишка сильно застеснялся, покраснел нахал, а сам
За трусы руками взялся и спустил их вниз, к ногам,
Я их тут же отшвырнула в дальний угол, под кровать,
Сама задом повернулась, чтоб бюстгалтер мог он снять.

Растегнул он быстро кнопки и бесстыдник не молчал,
Он сказал: Прекрасней попки ещё в жизни не встречал,
Моё тело сильно обнял, обе груди в руки взял,
Он их нежно и щекотно теребил и жал, и мял.

Только мамочка родная тайну свято сохрани,
Вдруг я чувствую, он давит чем-то между ног моих,
Я рванулась что есть мочи и упала на кровать,
Строго Мишку попросила, чем давил мне показать.

Дива больше не встречала как сняла с него трусы,
У него меж ног торчало что то вроде колбасы,
Нынче как то неудобно, не могу связать слова,
Это мама бесподобно как у папы голова.

Нет волос на ней ни грамма, ну а разница чудесна,
Если б мамочка ты знала как мне было интересно,
Я тогда не знала муки, почему то засмеялась,
Колбасу взяла ту в руки и ни капли не стеснялась.

Её книзу пригибала во все стороны качала,
Потом резко отпустила колбаса опять вскочила,
Поиграла, покачала, Мишка красный стал как рак,
Я его не узнавала, и он молвил тихо так:

Между ног твоих, Людмила, с мышкин глаз таится щель,
Если хочешь нынче будем вместе строить карусель.
Он с какой-то тайной страстью слова трепетно изрёк,
Ближе подошёл к кровати, я легла же поперёк,

Мишка ласковый такой взял меня меж ног рукой,
Целовал мне груди, плечи, говорил мне, сладко речи.
Обнял он меня, стесняясь: Пусть и будет это сложно
Я, Людмила, постараюсь сунуть в щелку осторожно,

До чего ты, Мишка, тёмный, я сказала в ту пору,
Разве может кот огромный влезть в мышиную нору?
Но поскольку мне хотелось карусель ту увидать
Я сказала: Если влезет, можешь, Мишка, начинать.

Мои ноги он с волненьем положил себе на плечи
И сказал мне, с сожаленьем: Жаль, что кошку смазать нечем.
Колбасу туда поставил, вокруг дырки поводил,
Шире ноги мне раздвинул, видно щель не находил,

Приподнял меня, подвинул, держа жопу на весу,
С силой в щель мою задвинул всю большую колбасу.
Мама, мама, что тут стало, боль прошла по мне стрелой,
Всё дыханье мне сдавило, только лишь вскричала: Ой!

Я ловила воздух ртом, вся до капельки вспотела,
Заболела животом, в туалет я захотела.
Прошептала умираю: Ну зачем так сильно прёшь?
Он сказал: Моя родная, врёшь, от &уя не умрёшь.

Попыталась увернуться, кончилась моя тут сила,
Он не дал мне шелохнуться и я тихо попросила.
Прошептала еле-еле: Дорогой, хороший Миша,
Больно мне от карусели, а нельзя ли чуть потише?

Не прошла та просьба даром, усмехнулся он в усы
И примерно половину вынул толстой колбасы.
Но такой сякой негодник, вновь засунул одну треть,
Да, хвала тебе угодник, легче стало мне терпеть,