Были ли извлечены уроки из холокоста?

[Я бы хотел пожелать себе не переставать ее искать и надеяться на встречу] с ней […].
Дорогой Мицко, и каждый миг сейчас и потом я буду надеяться, что ты достанешь для меня [ее] адрес и что ты всегда будешь заботиться о нашем Илиасе […] и что Манолис
[Будучи арестован и брошен в тюрьму М. Наджари в течение долгого времени выдавал себя за грека по имени Манолис Лазаридис (вероятно, его подпольная кличка в ЭЛАС; возможно, имелся и какой-то липовый документ на это имя).]
[всех вас] не забывал […]
Все, однако, выглядит так, что мы едва ли уже сможем встретиться когда-нибудь снова.
После десятидневного пути, 11 апреля, мы прибыли в Аушвиц. Они отвели нас в лагерь Биркенау. Мы пробыли в нем около месяца в карантине, и оттуда самых здоровых и крепких из нас перевели — куда? Куда же, мой дорогой Мицко? В один крематорий, и я еще опишу немного ниже ту прекрасную работу, исполнения которой захотел от нас Всемогущий.
Это огромное здание с широченной трубой и 15 печами. Под [землей] два огромных вытянутых подвальных помещения. Одно используется для того, чтобы люди раздевались догола, а другое — это камера смерти, куда люди заходят голыми, и когда их число достигает 3000, камеру закрывают, а людей убивают газом. Через 6–7 минут мученичества все они испускают дух.
Наша работа состояла в том, чтобы, во-первых, встречать их в раздевалке. Большинство не представляло себе причину […], и если они [кричали] или рыдали, то мы говорили им, что это вроде помывки. […] И они шли на смерть, не подозревая об этом. […] До сего дня […] Я говорил, что каждый [должен раздеться и т. д.]. Я говорил, что не понимаю язык, на котором они со мной заговаривали.
[М. Наджари не знал идиш.]
Но я-то понимал, что эти человеческие создания, мужчины и женщины, уже были обречены […] И я [не] говорил [им] правду.
После того […] все они шли голыми в камеру смерти […] Немцы там протянули трубы под потолком, так что создавалось впечатление, что все приготовлено для помывки. Силою, с плетками в руках они загоняли в камеру людей и наполняли ее так, словно сардины в [консервную] банку, сардины из людей, а потом герметично закрывали дверь. Банки с газом всегда привозились двумя эсэсовцами на машине Красного Креста. То были газаторы, которые вбрасывали газ
[В банках находился коагулят, который при соединении с воздухом преобразовывался в удушающий газ.]
в камеру сквозь специальные отверстия. Через полчаса открывались двери, и начиналась наша работа. Тела этих безвинных женщин и детей мы оттаскивали к подъемнику доставлявшему их на тот уровень, где были печи, в которых они сжигались — и безо всякого дополнительного горючего, буквально на собственном жире. От каждого некогда человека остается не более половины окка
[Окка — мера веса, принятая в османской Турции и еще не вышедшая из употребления в Салониках. Половина окка — это примерно 640 г.]
пепла [и непрогоревшие кости], которые немцы заставляли нас дробить и мельчить, пропуская через грубое сито, после чего их кидали в грузовик и сбрасывали в Вистулу.
[Вислу]
Тем самым они затирали все следы. Неописуемы трагедии, которые видели мои глаза, перед которыми прошли около 600 000 евреев из Венгрии, а еще ведь из Франции, Польши и Литцманштадта,
[Имеется в виду Лодзь. Во время немецкой оккупации Лодзь входила в Вартегау и была переименована в честь К. Литцмана, немецкого генерала времен Первой мировой войны].
"Свитки и пепла"
https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/10/06/74089-svitki-iz-pepla
Увы не всеми. Помню не хорошего знакомого, который преследовал меня с целью ограбить и гордыми выкриками "работа у меня такая П' мочить".
В. Соловьева в ту-же кучу...