К 135-летию Габриелы МИСТРАЛЬ (7.04.1889–1957), чилийской поэтессы, лауреата Нобелевской премии по литературе (1945).

Габриэла Мистраль (1889 – 1957) Настоящее имя – Лусила де Мариа дель Перпетуо Сокорро Годой Алькаяга (сокр.Лусила Годой Алькаяга). Свой псевдоним она образовала из имён двух любимых поэтов – Габриэле Д’Аннунцио и Фредерика Мистраля.
Чилийская поэтесса, просветительница, дипломат, борец за права женщин, лауреат Нобелевской премии по литературе.
Вместе с Пабло Нерудой, Висенте Уидобро и Пабло де Рока, Мистраль включается в Большую четвёрку чилийской поэзии.

Сильная женщина
пер.И.Лиснянской

Обветрено лицо, а кофта голуба, –
Такой тебя глаза мои запечатлели.
Там, в детстве, где земля раскрыта, как судьба,
Я видела тебя на пахоте в апреле.

Пил в грязном кабаке нечистое вино,
Тот самый, от кого и родила ты сына.
Несла ты тяжкий груз, но падало зерно
Из бедных рук твоих спокойно и невинно.

А летом жала хлеб для сына, вся светясь,
И вновь я от тебя не отрывала глаз,
Расширенных от слез восторга и от воли...

Кредо
пер.И.Лиснянской

Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, --
Дышит Господь на нее и колышет в тени,
Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся
Благословенными дни.

Верую в сердце мое, ничего не просящее,
Ибо в мечтанье причастно оно высоте,
И обнимает властительно все мирозданье
В этой высокой мечте.

Верую в сердце мое, что в глубины господние
Раны свои погружает, слагая напев,
Чтоб, как дитя из купели живительной, заново
Выйти, для счастья прозрев.

Верую в сердце мое, наделенное трепетом, --
Ведь вразумил его Тот, кто волнует моря,
Вот и живет оно первоначальною музыкой,
Ритмы прибоя творя.

Верую в сердце мое, что рукой нещадящею
Я выжимаю на холст бытия, чтобы он,
Красками крови окрашенный, был в одеяние
Огненное превращен.

Верую в сердце мое, что любовью посеяно, --
На борозде бесконечно взошло, как зерно.
Верую в сердце мое: хоть всегда изливается,
Но не пустует оно.

Верую в сердце мое, что не будет источено
Жадным червем, ибо смерти затупится суть.
Верую в сердце мое, ничего не таящее,
В сердце, склоненное грозному богу на грудь.

Мои книги
пер.Н.Ванханен

Жильцы дубовых полок, безмолвны ваши страсти,
как вы красноречивы, хотя молчите глухо,
хранительницы смысла, целительницы духа,
исполненные скорби, дарующие счастье!

Под тяжестью вседневной согбенная устало,
я с наступленьем ночи сумею распрямиться:
поглажу переплеты и угадаю лица,
и мне кивнут с улыбкой все те, кого не стало.

Кипят псалмы Давида разливом жаркой лавы,
и в огненную бездну я сердце окунаю,
о Библия, едва ли найдется даль иная,
чьи вечные просторы настолько величавы!

Ты лучших в этом мире своим вином вспоила.
Несокрушимый стержень и твердая основа.
Когда я повторяю твое святое слово --
ко мне опять приходят спокойствие и сила.

Бессмертный Флорентиец был первым человеком,
разбередившем сердце своим протяжным стоном --
во мне его дыханье, как в тростнике зеленом,
и я плыву доныне по алым адским рекам.

Идя сквозь дым и пламя, томясь по розам сада,
с гортанью пересохшей, безумная от жажды,
на цветники Ассизи я набрела однажды,
и освежила губы нездешняя прохлада.

К Франциску из Ассизи меня вела дорога,
он вышел мне навстречу, бесплотный, как туманы,
целуя чаши лилий, гноящиеся раны,
в любом явленьи божьем целуя имя Бога.

Мистраль, певец Прованса! Я помню и поныне
земли разверстой комья, пьянящий запах пашен.
Взгляд девочки влюбленной беспомощно-бесстрашен
и суждено ей сгинуть в обугленной пустыне.

И ты, Амадо Нерво, сладчайший голос горлиц,
из выжженного сердца невынутое жало.
Цепочка гор далеких ломалась и дрожала,
когда я вдаль глядела, от строчек не опомнясь.

О доблесть книг старинных, о ветхая бумага,
ты не сдаешься тленью, чтоб утолять печали.
Иов, как прежде, страждет, и безответны дали,
и жив Фома Кемпийский, и горечь, и отвага!