Отрывок из прозы

"В жизни - смерть". Отрывок из рассказа Эдгара Аллана По
...Предо мною был портрет юной женщины-голова и плечи,написанные, как это называют художники, виньеткой, наподобие головок Сюлли.
Плечи, грудь, даже сияющий ореол волос как бы растворялись в смутной и в то же время глубокой тени фона.
Овальная золоченая рама причудливо отделана филигранью.
Сама живопись - выше всяких похвал.
Очарованию этого лица позавидовали бы гурии рая.
Но не искусство художника и не бессмертная красота его модели столь внезапно и глубоко меня потрясли. И отнюдь не в том дело, что воображение мое приняло этот портрет за головку живой девушки. Я сразу понял, что и особенность манеры художника, и самая рама должны были мигом рассеять подобное обманчивое впечатление. Не один час я сосредоточенно раздумывал об этом, и взор мой неотрывно прикован был к портрету.
И наконец, разгадал секрет производимого им впечатления,понял, волшебство заключалось в необычайно живом выражении, которым я был сперва изумлен, а под конец и смущен, и подавлен, и испуган. У меня не стало более сил видеть печаль, таившуюся в улыбке полураскрытых губ, и неподдельно яркий блеск пугливо расширенных зрачков.
Я с нетерпением обратился к тетрадке, где рассказывалось о картинах замка и их истории. И вот какую таинственную повесть я там прочитал: "Она была девою редкостной красоты и столь же прелестна, сколь исполнена веселья. И недобрым был тот час, когда увидела она и полюбила художника и стала его женою.
Он пылкий, неутомимый и суровый, уже обвенчан был со своим Искусством;
Она ко всему на свете питала она любовь и нежность, и ненавистна ей была лишь ее соперница - Живопись, ужасали ее лишь палитра и кисти и иные злосчастные орудия, ради которых ее покидал возлюбленный. Ужасно ей было слышать, как художник заговорил о своем желании написать портрет с неё.
Но она смиренно покорилась и многие недели кротко сидела в высокой башне, в темной комнате, где лишь с потолка сочился дневной свет, в лучах которого белел натянутый холст.
Но художник, упивался своей работой, что длилась час за часом, день за днем.
Он порою впадал в угрюмость или забывался, уносясь мыслью бог весть куда; он не желал видеть, что в призрачном свете, едва проникавшем в одинокую башню, блекнет цветущий румянец и тускнеет еще недавно искрившийся весельем взор его молодой
жены, которая таяла на глазах у всех, незаметно для него лишь одного. Она же улыбалась и не молвила ни слова жалобы, ибо видела, что художник в труде своем черпает жгучую, радость и работает день и ночь не покладая рук, дабы запечатлеть
на холсте ее, которая так его любила, но день ото дня становилась слабее и печальнее.
Те, кто видел портрет, с трепетом, как о чуде, говорили о сходстве необычайном; конечно же, создать подобное помог художнику не только его талант, но и великая любовь к той, кого изобразил он так верно и так прекрасно.
Художник столь пылко и самозабвенно предавался своей работе,что почти уже не отрывал глаз от холста даже затем, чтобы взглянуть в лицо жены. И он не желал видеть, что краски, которые наносил он на холст, он отнимал у той, которая сидела перед ним и становилась час от часу бледней и прозрачнее.
Минули многие недели, и когда оставалось лишь наложить последний мазок на уста и в последний раз едва тронуть кистью очи, снова встрепенулся дух прекрасной дамы, точно огонек угасающего светильника. И тогда наложен был мазок и на миг художник застыл в восхищении пред тем, что он создал; но в следующее мгновенье, все еще не
сводя глаз с портрета, он затрепетал и весь побелел, вскричал, объятый ужасом: Да ведь это сама жизнь! - и оборотился к любимой.
Она была мертва!
И тогда художник промолвил еще:
— Но разве это — смерть?