Как начать и закончить сочинение рассуждение на тему :"проблема человечности в военное время"

----------------------Вот текст- -------------------------------

То была первая тихая ночь в разбитом Сталинграде. (2)Поднялась тихая луна над руинами, над заснеженными пепе­лищами. (3)И никак не верилось, что уже нет нужды пугаться ти­шины, затопившей до краев многострадальный город. (4)Это не за­тишье, здесь наступил мир — глубокий, глубокий тыл, пушки гремят где-то за сотни километров отсюда.

И в эту-то ночь неподалеку от подвала, где размещался их штаб полка, занялся пожар. (б)Вчера никто бы не обратил на него вни­мания — бои идут, земля горит, — но сейчас пожар нарушал мир, все кинулись к нему.</em></span></p>
Горел немецкий госпиталь, четырехэтажное деревянное здание. (8)Горел вместе с ранеными. (9)Ослепительно золотые, трепещущие стены обжигали на расстоянии, теснили толпу. (10)Она, обмершая, завороженная, подавленно наблюдала, как внутри, за окнами, в раскаленных недрах, время от времени что-то обваливается — темные куски. (11)И каждый раз, как это случалось, по толпе из конца в конец проносился вздох горестный и сдавленный — то па­дали вместе с койками немецкие раненые из лежачих, что не мог­ли подняться и выбраться.

А многие успели выбраться. (13)Сейчас они затерялись среди русских солдат, вместе с ними, обмерев, наблюдали, вместе испус­кали единый вздох.
Вплотную, плечо в плечо с Аркадием Кирилловичем стоял не­мец, голова и половина лица скрыты бинтом, торчит лишь острый нос и тихо тлеет обреченным ужасом единственный глаз. (15)Он в болотного цвета тесном хлопчатобумажном мундирчике с узкими погончиками, мелко дрожит от страха и холода. (16)Его дрожь не­вольно передается Аркадию Кирилловичу, упрятанному в теплый полушубок.
Он оторвался от сияющего пожарища, стал оглядываться — кирпично раскаленные лица, русские и немецкие вперемешку. (18)У всех одинаково тлеющие глаза, как глаз соседа, одинаковое выражение боли и покорной беспомощности. (19)Свершающаяся на виду трагедия ни для кого не была чужой.
В эти секунды Аркадий Кириллович понял простое: ни вывихи истории, ни ожесточенные идеи сбесившихся маньяков, ни эпиде­мические безумия — ничто не вытравит в людях человеческое. (21)Его можно подавить, но не уничтожить. (22)Под спудом в каж­дом нерастраченные запасы доброты — открыть их, дать им вы­рваться наружу! (23)И тогда... (24)Вывихи истории — народы, убивающие друг друга, реки крови, сметенные с лица земли горо­да, растоптанные поля... (25)Но историю-то творит не господь бог — ее делают люди! (26)Выпустить на свободу из человека чело­веческое — не значит ли обуздать беспощадную историю?

Жарко золотились стены дома, багровый дым нес искры к холодной луне, окутывал ее. (28)Толпа в бессилье наблюдала. (29)И дрожал возле плеча немец с обмотанной головой, с тлею­щим из-под бинтов единственным глазом. (ЗО)Аркадий Кирилло­вич стянул в тесноте с себя полушубок, накинул на плечи дро­жащего немца.
(31)Аркадий Кириллович не доглядел трагедию до конца, позже узнал — какой-то немец на костылях с криком кинулся из толпы в огонь, его бросился спасать солдат-татарин. (32)Горящие стены обрушились, похоронили обоих. (33)В каждом нерастраченные запасы человечности. (34)Бывший гвардии капитан стал учителем. (Зб)Аркадий Кирил­лович ни на минуту не забывал перемешанную толпу бывших вра­гов перед горящим госпиталем, толпу, охваченную общим страда­нием. (36)И безызвестного солдата, кинувшегося спасать недавнего врага, тоже помнил. (37)Он верил — каждый из его учеников ста­нет запалом, взрывающим вокруг себя лед недоброжелательства и равнодушия, освобождающим нравственные силы. (38)Историю делают люди.