...Не судите строго.)

Ее золотистые локоны, спускающиеся чуть ли не до талии, ограничивали меня в эмоциях, а гармонично подобранная одежка побуждали придвинуться к ней и сделать комплимент, но я не тот самостоятельный и твердый парень, который назло своим, хоть и небольшим страхам, шагнет к этой милашке. Пожалуй, я останусь еще ненадолго и полюбуюсь ею.
Вырисовывалась она в ординарной индиговой курточке, под маловесным мехом которой пряталась укладистая белая майка с дивным вырезом. Этот глубокий вырез меня шевелил, ведь она недурна собой. В этакий уже прохладный денек она была выряжена в коротенькие джинсовые шорты, обтягивающие черные колготки в клетку и синие кеды. Так безыскусно и в то же время так прекрасно.
Девушка заказывала горячий кофе с сэндвичем на вынос. Я любовался ею, и тут мне экстренно взбрела идея о том, чтобы разом щелкнуть ее великолепное обличье и удержать в своей камере на память об этом дне, о испытавших нежных чувствах. Оставить ту, что причинила неоднозначные испытания. Сравнительно ловкая, но какая-то в своем роде, должно быть, неприличная идея.
Безусловно, она была так привлекательна, и я заверен, удалось бы совершенное фото, при том случае, передающимся для меня плюсом, что она не опознает того, кто уже зарится на ее образ. По летучему броску в ее глазах заметно просматривалось, что я посильно ничего собой не представлял. Но в противовес этому, в случае если бы она полнее обличила меня, моя что ли обыкновенная среда добилась бы оборотов.
Тогда же, пока незнакомка постаивала у кассы и ожидала свой обжигающий кофе и нагретый сэндвич, я посмел решиться на незримую съемку. Высвободив из сумки камеру, я прицелился объективом на то прекрасное, что приглянулось ко мне с черствым выражением лица. Клиентура мешалась, друг между другом и минутой заграждала девушку, никак не позволяя сконцентрироваться и поймать идеальный кадр. Как я погляжу, это все же глупая была затея, но я не прятал камеру и ждал того момента, как скоро она хватанув свой заказ, обратится к выходу, дабы словить тот кадр.
Покрепче захватив камеру, я устроил объективом на оную цель и тут-то направившись к выходу, она стала неестественно оглядываться по сторонам, благодаря чему и застукала меня с камерой на лице.
Она смотрела на меня, а я по сей час трусливо грел фотоаппарат у глаз, нацелив объектив на горячие, отчасти трепетные губы, искривившиеся в легкой, едва заметной улыбке, пусть даже которую затемняло хилое сияние холодных, утонувших в сером глазах. Ее глаза вспыхнули жарким огнем, который словно выбросило извержение вулкана, впоследствии чего, наполнившись ярко апельсиновым, ее глаза резко потемнели, обдавшись густой дымкой. Шмыгнув носом, девушка подала голос, который протянулся через всю кафешку и все же неизбежно прикоснулся к моему застывшему телу. Меня охватило колебание, дрожь проникающая в руки и пускающая по всему телу, убивала во мне кратковременную смелость. Во мне пульсирующее сердце просилось вовне, оно безудержно колотилось, а вместе с тем хватать, пропитанный удушающим духом девочки, пропитанный живой агрессией, исходящий из нее, воздух оказывалось все сложнее. Одновременно с этим я некоторое время подпирал фотокамерой глаза и возлагал надежды, что вот-вот, возможно она не проявит к этому свое отношение и не станет поднимать шум. Однако, именно ее это конкретно колонуло и слышно простуженным, хрипловатым, но определенно уверенным голосом она стала поднимать бучу.
- Эй.. Ты! - на весь народ завопила она. - Чертов фотограф!
К вибрированию влек холодок, обманно возникающий, и теперь мне было не по себе. Живот скручивало, а душевное «Я» не переставало убеждать в том, что это действительно была глупая затея.
Крайне возмущенно глянув на меня, на встала передо мной. Я понизил объектив и открыл ее взору свое лицо