У людей Слишком Много Власти

Если мы, современные люди, по сути, зависимы от власти, возможно, нам нужно что-то вроде коллективной программы из двенадцати шагов.

Эта статья, третья в серии, основана на готовящейся к выходу книге автора «ЭНЕРГИЯ: ПРЕДЕЛЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ВЫЖИВАНИЯ ЧЕЛОВЕКА». Первую статью из серии вы можете прочитать здесь, а вторую здесь. Чтобы узнать больше о книге и присоединиться к группе для предварительного чтения и обсуждения, пожалуйста, перейдите на postcarbon.org/power.

Не слишком ли много власти у одних людей над другими? Не слишком ли много власти у нас, людей, над миром природы? Эти вопросы затрагивают суть наших самых серьёзных глобальных проблем. Они также заставляют нас критически задуматься о том, как устроено общество, и о нашем собственном поведении. Мы часто склонны давать импульсивные ответы, но на карту поставлено слишком многое. Нам нужно мыслить критически и учитывать контекст.

Во-первых, что мы подразумеваем под властью? Хотя это слово используется в разных значениях, в первую очередь выделяют два вида власти: физическая власть и социальная власть. Физическую власть можно определить как скорость передачи энергии или как использование энергии для совершения чего-либо; социальная власть — это способность одного человека или группы людей влиять на мысли и поведение других.

Природа даёт нам примеры чрезмерной физической силы. Лесные пожары в округе Сонома, штат Калифорния, где я живу, могут иметь энергию в несколько гигаватт. Гигаватт электроэнергии, передаваемой по линиям электропередачи, трансформаторам и цепям, может обеспечивать светом, теплом и интернетом небольшой или средний город.

Гигаватт тепловой энергии, высвобождаемой во время пожара, может сжечь тот же город всего за несколько часов. Мы, люди, также можем физически подавлять окружающую среду, используя концентрированную энергию ископаемого топлива для чрезмерной эксплуатации природных ресурсов или выбрасывая отходы в таких количествах, которые природа не может безвредно поглотить.

Слишком большая социальная власть приводит к другим проблемам. Сотрудничество, лежащее в основе социальной власти, даёт нам возможность творить чудеса; но когда оно направляется через сложные экономические системы, включающие различные формы долга и инвестиций, социальная власть может также проявляться в сосредоточении огромных богатств в руках немногих, что приводит к неоправданной повсеместной бедности и возможным гражданским беспорядкам.

Та же самая социальная власть, высвобожденная в результате внезапного всплеска, может привести к гибели миллионов людей в результате войны или геноцида.

Мы интуитивно понимаем, что власть — будь то физическая или социальная власть — хороша только тогда, когда она остаётся в определённых рамках, ограниченная системой сдержек и противовесов. Но мы часто не можем применить это простое понимание к нашим текущим обстоятельствам. Например, многие из нас жалуются, что у корпораций, миллиардеров или политиков слишком много власти.

Однако, когда дело доходит до нашей собственной власти, мало кто из нас задаётся вопросом, не является ли она чрезмерной. Сила, которая дарит нам комфорт и удобство, почти всегда получает одобрение — мы постоянно считаем, что нам нужно больше, а не меньше.

Моя власть — это хорошо, но у того человека власти слишком много: такое отношение, кажется, определяет человеческую природу. Однако нерешительность в критической оценке собственной власти, по-видимому, характерна для одних людей в большей степени, чем для других, а для одних обществ — в большей степени, чем для других.

Даже в рамках одного общества обстоятельства могут меняться, побуждая людей становиться более (или менее) скромными в своих требованиях власти и переставать оправдывать чрезмерную власть.

Психологи знают, что некоторые люди отчаянно стремятся к материальному богатству, признанию и чувству превосходства. Другие люди этого не делают; они могут вести скромную, но счастливую жизнь, ориентированную на служение другим. Что делает некоторых людей более властолюбивыми? Часто ключевым фактором оказывается низкая самооценка.

Возможно, ещё в младенчестве или детстве люди, зависимые от власти, испытывали недостаток любви и признания и так и не научились наслаждаться простым чувством внутренней тишины. Их жизнь превратилась в бесконечную погоню за внешними источниками одобрения и уважения. Затем, когда они в какой-то форме обретают непропорциональную власть, они стремятся сохранить эту власть и нападают на любого, кто ей угрожает.

Некоторые обстоятельства, по-видимому, способствуют возникновению стремления к власти. В обществах, где деньги используются для удовлетворения человеческих потребностей, а не для неформального обмена и взаимопомощи, с большей вероятностью будут появляться те, кто стремится к власти.

То же самое можно сказать и о обществах с формальными институтами, характеризующимися рангами и эксклюзивностью (например, армии, духовенство, правительства, корпорации и закрытые сообщества). В целом, чем сложнее и богаче общество, тем выше вероятность того, что в нём будут развиваться стремления к власти и соответствующее поведение.

Империя с жёсткой классовой структурой внутри страны и колониями и торговыми сетями за рубежом с гораздо большей вероятностью будет поощрять патологическую жажду власти по крайней мере у некоторых своих членов, чем небольшое общество, занимающееся собирательством или земледелием, чьи технологии и обычаи практически не изменились за тысячи лет.

Даже в рамках одного общества некоторые обстоятельства могут с большей вероятностью привести к злоупотреблению властью. В периоды упадка общества могут появляться военачальники и спекулянты (вспомните сегодняшнюю Сирию или остатки бывшей Югославии в 1990-х).

С другой стороны, периоды быстрого роста общества дают возможность карьеристам карабкаться по чужим спинам.

Самый яркий пример в последнем случае — США в начале и середине XX века: будучи крупнейшим в мире производителем и экспортёром нефти, Америка сколотила огромные состояния (в частности, состояние Джона Д. Рокфеллера) и стала мировой экономической и военной сверхдержавой, возвысив инвесторов, генералов, бюрократов и генеральных директоров корпораций над простым народом.

Ископаемые виды топлива не только создали огромное количество богатств. Будучи беспрецедентными источниками физической энергии, они также способствовали неустойчивому росту населения и потребления и привели к невообразимым разрушениям окружающей среды. Кроме того, когда в обществе появилось столько новых богатств, было почти неизбежно, что одни люди получат их больше, чем другие, что привело к росту экономического неравенства.

Одним из последствий нашей зависимости от ископаемого топлива является изменение климата — самый масштабный экологический кризис, который когда-либо создавал человек. Его можно рассматривать как результат чрезмерного потребления энергии.

Вот вкратце суть аргументации: почти всё, что мы используем, где-то представляет собой небольшой очаг возгорания — обычно их несколько. Ваш смартфон? Небольшие очаги возгорания приводили в движение машины, которые добывали полезные ископаемые.

Более крупные очаги возгорания выплавляли металлы. Небольшие очаги возгорания приводили в движение транспортные средства, которые перевозили все детали, иногда на тысячи километров. Множество небольших пожаров обогревали, охлаждали и обеспечивали энергией различные склады и сборочные цеха.

Возьмите любой предмет: если это не дерево или другой элемент окружающей природы, то в этом есть доля участия огня. То же самое обычно происходит и с услугами: мы согреваемся, охлаждаемся и обеспечиваемся едой, медицинским обслуживанием и образованием.

Нам даже нужны пожары, чтобы производить солнечные панели и ветряные турбины (например, для производства чистых кремниевых пластин для фотоэлектрических панелей используются печи, работающие при температуре 3000 градусов по Фаренгейту, которые работают круглосуточно).

Конечно, за время службы фотоэлектрическая панель потребует меньше топлива, чем угольная или газовая электростанция, вырабатывающая такое же количество электроэнергии. Но если бы мы захотели сразу же произвести огромное количество фотоэлектрических панелей, чтобы заменить все наши угольные и газовые электростанции, пришлось бы разжечь огромный краткосрочный костёр.

Вряд ли кто-то захочет отказаться от преимуществ — энергии, — которые дают все эти пожары. Но каждый из этих пожаров, каким бы тщательно контролируемым и эффективным он ни был, выбрасывает в атмосферу CO2, ускоряя дестабилизацию климата и подрывая жизнеспособность цивилизации.

Один из соблазнительных (но в конечном счёте беспочвенных) способов избежать этого противоречия между стремлением к большей физической силе и неприемлемыми последствиями обладания этой силой и её использования — это надеяться, что возобновляемые источники энергии решат проблему климата безболезненно: всё, что нам нужно сделать, — это дождаться, пока солнечные панели станут очень дешёвыми.

Тогда мы сможем использовать даже больше энергии, чем сейчас, просто это будет чистая энергия. Нам не нужно отказываться от энергии, нам просто нужно сменить энергетические технологии. Но фактическое переключение (т. е. скорость, с которой общество внедряет возобновляемые источники энергии и отказывается от инфраструктуры, работающей на ископаемом топливе) происходит слишком медленно, чтобы предотвратить катастрофическое изменение климата.

Основная причина заключается в том, что ископаемое топливо вырабатывает больше энергии, чем возобновляемые источники, — не только с точки зрения прибыли и политических пожертвований, но и с точки зрения энергии, которая доступна по требованию для нужд индустриального общества, включая питание самолётов и кораблей, добычу полезных ископаемых и производство продукции.