Какие стихи должен творить Поэт)
Доброе утро, Поэты!
Их сколько было? Бродский, Рейн, Бобышев, Найман — мушкетеры, высоко несшие
знамя поэзии. Еще говорили — ахматовские мальчики. Ну, вряд ли у кого сегодня
хватит спеси отказываться от высокого ученичества у русской музы, как ее после
назовет Рейн. Бродский и вправду был мальчик, а Рейн постарше, хотя и тогда
держался как бы на втором плане — не был ни секретарем у великого поэта, ни
эпицентром литературного шума, как юный Бродский, вокруг которого кипели
страсти. Рейн не был столь публичен, он не раздражал декламацией непонятных
стихов, но и не отличался зафиксированной Давлатовым язвительностью молодого
Наймана, судившего с крайней строгостью целый свет. Он не имел столь резких
контуров личности. При этом занимался теорией стиха, учился и работал, просто
жил. И только. Может, это и спасло его от мук растравленного самолюбия, от
незатихающей обиды на жизнь, — той несмываемой меты, которой метит судьба
других, мечтающих об ореоле гениальности над заурядной головой. О нем и теперь,
в его лучшую пору, пишут немного. Это понятно: он сам по себе. Его не причислить
к какой-то группе, течению, не приписать к стае. Для удобства его подверстывают
к Бродскому. Но делается это для читателя — ведь про Бродского все наслышаны. А
по сути, если может быть сравнение, то только отрицательное. Если Бродский — дух
отрицания, дух сомнения, то Рейн — как раз обратное, что редко в наши дни.
Он любит жизнь грустной любовью мыслящего человека. Он привязан к своей судьбе,
ни от чего в ней не отказывается и не клянет прошлое за то, что оно ушло. Он не
клеймит людей за то, что дороги разошлись, и не поливает презрением мир Божий за
его несовершенство. Он элегичен от природы — в наш иронический век эта позиция
весьма уязвимая. Он толерантен по формуле крови. Это не конформизм, это
уживчивость — качество, странное в поэте. Но над ним не тяготеет проклятие, над
его — ныне уже седой головой расчищен приватный клочок голубого неба. Может, он
это и заслужил? Так что дружба дружбой, а рабочее место — врозь. И очень далеко
врозь. Инна Прусакова. «Блажен незлобивый поэт…» "Нева", 1996, № 2.
Их ловкой рифмой не возьмешь за сердце:\Что им до виртуозной чепухи?\Коль ты поэт, такие дай стихи,\Чтоб ими, словно у костра, согреться! Юлия Друнина 1961
Надо чтобы песня звала, так сказать, вела, но не уводила.
Так говорил Огурцов. И я с ним согласен.
Владимир, а Вы сами стихи не пишите?