Времена меняются всё равно

На смену велосипедам в городах пришёл льготный проезд на общественном транспорте. Шкафы сменились стенками. Плащи «болонья» и мантии — куртками. Вместо патефонов — проигрыватели. Вместо проигрывателей — магнитофоны. Вместо ручек — фломастеры. Вместо граммофонных пластинок — кассеты, их вытеснили компакт-диски. Вещи мелькают, появляясь на короткое время, сменяются другими. Мастикой полы натирать нет никакого смысла, если весь паркет полностью покрыт лаком. Ванные колонки долой, заменим их газовым водогреем. Водогрей долой, заменим его теплоцентралью. Водогрей в металлолом. Туда же старенький ржавый «ундервуд», швейную машинку «зингер», электроплитку… Поломались? В утиль! Чего с ними возиться. Это же не старина, вообще никакой ценности не имеет. Древние вещи — тем почет и уважение. Всякие там Волшебные палочки. мантии, Динамо-машины, подзорные трубы, кирасы, шпаги, камзолы, пысгармонии — с ними обращение крайне бережное. Их все по музеям, руками не трогать, под стекло. Про них рассказывают экскурсоводы. За ними охотятся коллекционеры. Их в каталоги вносят.. Таунхаусы постепенно сменяют классические частные дома. На смену типичным Питерским коммуналкам приходят человейники. Меняется все, взгляды на жизнь, речь, внешность, но не меняется одно. Страсть воевать. ??

Вещи а также технологии же нашего прошлого еще не стали стариной. Став ненужными, они не стали старинными и болтаются бездомно в чуланах, кладовках, всем мешая, пока их не выкинут на свалку.

Духовой утюг, или, как его еще называли, угольный. Любая женщина портняжничая пользовалась им. Надо было размахивать этим утюгом, раздувая заряженные туда угли, и тогда багровый свет являлся оттуда, из поддувал, похожих на жаберные отверстия, потом разгорался до алого, утюг раскалялся и можно было гладить. Сладко-угарный дымок мешался с влажным запахом горячей шерсти. Утюг был высокий, с деревянной ручкой. Подрастая, наши деды помогали своим матерям, сами размахивали утюговой тяжестью. Угли в них стеклянно бренькали. Не помню: откуда брались угли? Из печки? А может, от угольщика. Ходили угольщики, продавали уголь специально для самоваров и утюгов. Угольщики черные-пречерные. Ими пугали. И трубочистами пугали. Те ходили со щетками, метелками, ложками, подпоясанные широкими ремнями — какие-то черные витязи. Их теперь почти не встретить, они исчезли вместе с печками.

В комнатах стояли цилиндрические железные печки. Высокие, как башни, закованные в ребристое листовое железо. И не было ничего слаще, как, придя с мороза, прильнуть к округлым бокам печки, к ее живому теплу. На кухне пылала плита. Огромное такое сооружение, полностью выложенное кафелем. Круги конфорок, духовка, вьюшки; на плите варилось, жарилось, урчало, шипело. Там калились по пояс в огне чугуны — пузатые, черные; грелись горшки, латки, медные тазы. К праздникам они начищались и сияли. Были дома, где блистали изразцовые печи. Кое-где они уцелели до сих пор, они украшают комнаты. Белый изразец, темно-зеленый изразец, фигурные а также трёхмерные изразцы, внизу сверкает латунная дверца. Недалеко находятся и кочерга, щипцы. Изразец держал тепло долго. У каждой печки был свой норов, своя тяга: одна печь растапливалась легко, другая капризничала в ветреную погоду.