Сократить текст! Пожалуйста!

Пятый день несло непроглядной вьюгой. В белом от снега и холодном хуторском доме стоял бледный сумрак и было большое горе: был тяжело болен ребенок. И в жару, в бреду он часто плакал и все просил дать ему какие-то красные лапти. И мать, не отходившая от постели, где он лежал, тоже плакала горькими слезами, - от страха и от своей беспомощности. Что сделать, чем помочь? Муж в отъезде, лошади плохие, а до больницы, до доктора, тридцать верст, да и не поедет никакой доктор в такую страсть...

Стукнуло в прихожей, - Нефед принес соломы на топку, свалил ее на пол, отдуваясь, утираясь, дыша холодом и вьюжной свежестью, приотворил дверь, заглянул:

- Ну что, барыня, как? Не полегчало?

- Куда там, Нефедушка! Верно, и не выживет! Все какие-то красные лапти просит...

- Лапти? Что за лапти такие?

- А господь его знает. Бредит, весь огнем горит. - Мотнул шапкой, задумался. Шапка, борода, старый полушубок, разбитые валенки, - все в снегу, все обмерзло... И вдруг твердо:

- Значит, надо добывать. Значит, душа желает. Надо добывать.

- Как добывать?

- В Новоселки идти. В лавку. Покрасить фуксином нехитрое дело.

- Бог с тобой, до Новоселок шесть верст! Где ж в такой ужас дойти!

Еще подумал.

- Нет, пойду. Ничего, пойду. Доехать не доедешь, а пешком, может, ничего. Она будет мне в зад, пыль-то...

И, притворив дверь, ушел. А на кухне, ни слова не говоря, натянул зипун поверх полушубка, туго подпоясался старой подпояской, взял в руки кнут и вышел вон, пошел, утопая по сугробам, через двор, выбрался за ворота и потонул в белом, куда-то бешено несущемся степном море.