Помогите определить проблему текста Булгаков Мастер и Маргарита

Когда осужденных повели на гору, Левий Матвей бежал рядом с цепью в
толпе любопытных, стараясь каким-нибудь образом незаметно дать знать Иешуа
хотя бы уж то, что он, Левий, здесь, с ним, что он не бросил его на
последнем пути и что он молится о том, чтобы смерть Иешуа постигла как можно
скорее. Но Иешуа, смотрящий вдаль, туда, куда его увозили, конечно, Левия не
видал.
И вот, когда процессия прошла около полуверсты по дороге, Матвея,
которого толкали в толпе у самой цепи, осенила простая и гениальная мысль, и
тотчас же, по своей горячности, он осыпал себя проклятиями за то, что она не
пришла ему раньше. Солдаты шли не тесною цепью. Между ними были промежутки.
При большой ловкости и очень точном расчете можно было, согнувшись,
проскочить между двумя легионерами, дорваться до повозки и вскочить на нее.
Тогда Иешуа спасен от мучений.
Одного мгновения достаточно, чтобы ударить Иешуа ножом в спину, крикнув
ему: "Иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с тобой! Я, Матвей, твой верный и
единственный ученик!"
А если бы бог благословил еще одним свободным мгновением, можно было бы
успеть заколоться и самому, избежав смерти на столбе. Впрочем, последнее
мало интересовало Левия, бывшего сборщика податей. Ему было безразлично, как
погибать. Он хотел одного, чтобы Иешуа, не сделавший никому в жизни ни
малейшего зла, избежал бы истязаний.
План был очень хорош, но дело заключалось в том, что у Левия ножа с
собою не было. Не было у него и ни одной монеты денег.
В бешенстве на себя, Левий выбрался из толпы и побежал обратно в город.
В горящей его голове прыгала только одна горячечная мысль о том, как сейчас
же, каким угодно способом, достать в городе нож и успеть догнать процессию.
Он добежал до городских ворот, лавируя в толчее всасывавшихся в город
караванов, и увидел на левой руке у себя раскрытую дверь лавчонки, где
продавали хлеб. Тяжело дыша после бега по раскаленной дороге, Левий овладел
собой, очень степенно вошел в лавчонку, приветствовал хозяйку, стоявшую за
прилавком, попросил ее снять с полки верхний каравай, который почему-то ему
понравился больше других, и, когда та повернулась, молча и быстро взял с
прилавка то, чего лучше и быть не может, -- отточенный, как бритва, длинный
хлебный нож, и тотчас кинулся из лавки вон. Через несколько минут он вновь
был на Яффской дороге. Но процессии уже не было видно. Он побежал. По
временам ему приходилось валиться прямо в пыль и лежать неподвижно, чтобы
отдышаться. И так он лежал, поражая проезжающих на мулах и шедших пешком в
Ершалаим людей. Он лежал, слушая, как колотится его сердце не только в
груди, но и в голове и в ушах. Отдышавшись немного, он вскакивал и продолжал
бежать, но все медленнее и медленнее. Когда он наконец увидал пылящую вдали
длинную процессию, она была уже у подножия холма.
-- О, бог... -- простонал Левий, понимая, что он опаздывает. И он
опоздал.